Убиться веником, ваше высочество!
Шрифт:
— И куда ее такую? — проворчала полная женщина — а нет, кажется, не полная, просто беременная. — Зачем они скорбную-то взяли?
— Похожа, может? — заметила самая старшая, посмотрела на меня, улыбнулась — люди тут умеют улыбаться, куда катится мир! — и полезла за пазуху. — Тощая какая, голодная, наверное. Кушать хочешь? Держи, — и она протянула мне кусок хлеба.
Да, если у меня и были сомнения в собственной умственной полноценности, то сейчас они укрепились донельзя. Я с жадностью схватила краюху, как оголодавший зверек, и так же жадно, давясь, принялась отщипывать от нее куски и засовывать в рот. Хлеб был несоленый, безвкусный, но мне казался пищей богов.
— Она добрая, безропотная, — рассказывала знакомая со мной прежней девица. — Работящая. Мать ее такая же была… Эдме лет десять было, как Марлен пьяный матрос за пролитую выпивку зарезал. Ну, госпожа Трише и оставила ее у себя, — невнятно тараторила девица, но мне информации хватало. — А куда дите? Не на улицу же выкидывать, все живая душа! Госпожа Трише ее кормила, а как Эдме подросла, сама зарабатывать стала. Она тихая, безответная, у нее то деньги, то еду отберут. Я сколько раз девкам космы трепала — мол, сироту забижаете, Покровительница благости лишит. А им что?
Женщины кивали и посматривали на меня. Я доела хлеб, и надо признать, он встал у меня комом в горле, но хотя бы перестал так сильно болеть желудок.
— Спасибо, госпожа, — произнесла я, и накормившая меня женщина засмеялась.
— Дите ведь совсем? — спросила она у моей знакомой. — Отпустят ее.
Я насторожилась.
— Да не дите, ей девятнадцать уже, — отмахнулась девица. — Но отпустят, какая из нее принцесса. Дохлая, неказистая, не поверит никто, и правда что как ребенок на вид, еще и дурочка.
— А из нас какая принцесса? — захохотала молчавшая до сих пор четвертая женщина. — Особенно из тебя, Соланж, с твоим-то пузом! А ты, Изабо, уже и забыла, как мужик-то выглядит, корова старая! Зато ты, Габи, наощупь половину королевства отличишь!
— Да-да, Этьена, мы все знаем, как ты мечтаешь надеть чужую корону, — протянула Габи так язвительно и злобно, что даже мне сделалось не по себе. — Учти, тронешь Эдме, мечтать будешь только о том, чтобы сдохнуть быстро и безболезненно. Поняла? — И она подала мне руку. — Иди сюда, Эдме, не бойся. Этьена баба умная, она меня злить не будет, правда, Этьена? Ей еще жизнь дорога.
Габи осторожно потянула меня за рукав, я подошла, и мысли мои были немного паническими. Какая принцесса? Ладно бы из меня, но Этьена права — из нас пятерых? Отребье, как верно заметила благочестивая мать, не ловят на улице, чтобы выдать за члена королевской семьи, и я машинально оглянулась на дверь.
— Ложись со мной, — грустно сказала Габи, — все равно не сбежишь. Все здесь заперто. Тебя отпустят, Эдме, не бойся. Ложись и спокойно спи.
Я села на лавку, позволила Габи уложить себя рядом с ней. Прожженая кабацкая девка обращалась со мной бережно, как с младшей сестрой, и это была не показуха, не попытка подмазаться, да и к кому? Я пристроила голову на подобии подушки, отметив, что Габи старается лечь так, чтобы мне было удобно на узком ложе.
Я не сбегу, но меня отпустят, поэтому мне нечего бояться. Если только…
— Этьена, я тебя предупредила, — громко сказала Габи. Кто-то невесело фыркнул, и Изабо потушила единственную свечу.
Глава 4
— Глупости, никто не ест людей.
— Тогда куда они все пропадают?
Я думала, что сна мне не видать, но, может, из-за того, что лежала неподвижно, боясь потревожить Габи, я заснула и спала на удивление крепко. Но я не удивилась, очнувшись черт знает где и услышав странные разговоры.
— А кто знает, куда они пропадают, Изабо? — Габи давно проснулась, я лежала на лавке одна, заботливо прикрытая то ли чьей-то юбкой, то ли куском ткани… — А тебе, Этьена, чего не сидится в Комстейне, а?
Я лежала с закрытыми глазами и упорно делала вид, что сплю. Что значит — никто не ест людей?
— Что я тут вижу? Работу с утра до ночи? — хрипло рассмеялась-простонала Этьена.
— В Астри, конечно, ты будешь на перине лежать, как госпожа, — ехидно согласилась с ней Габи, а я замерла. Астри? — Долго нас держать не будут, сегодня-завтра придут, посмотрят и вышвырнут. Соланж, ты ведь уже раз попадалась?
— Да такая же пузатая ходила, а Фелис уже пятый год идет… Они меня ищут, наверное, — вздохнула Соланж. — Рене опять меня побьет. Чего доброго, решит, что и этот ребенок нагулянный.
— Вот и выходи замуж, Этьена, особенно за чудовище! Одними побоями не отделаешься! — веселилась Габи, но особой радости в ее голосе я не слышала.
Астри, Астри… В Астри собирались бежать рабы. Если попробовать построить логическую цепочку: они подгадали время побега, они знали, что ловят девиц, чтобы отправить их в Астри — раб в Астри станет свободным, а девушек там съедят. Съест чудовище — впрочем, это как раз бабьи сказки, а еще принцесса, при чем тут принцесса, почему на нее кто-то должен быть похож?
Самое очевидное: отправить должны принцессу, но принцесс на всех чудовищ не напасешься, и поедет похожая бесправная девка с улицы, ее не жалко, если что. Если — что? Если ее съедят. Я закатила глаза под сомкнутыми веками. Годится для детской книжки. Достроим версию: рабы ждут, пока в Астри отправится караван, посольство, что угодно. С охраняемым караваном шансов добраться до цели больше, но, конечно же, не рабу.
Глупо. С моей точки зрения, кто знает, что там на самом деле.
Дверь открылась. Я приоткрыла глаз — я не видела дверной проем, но могла понаблюдать за реакцией женщин.
— Ты и ты! — гаркнула вчерашняя благочестивая мать. — Вон отсюда! А ты — собирайся, и девку подними. Она вообще живая?
На меня что-то свалилось, к счастью, не тяжелое, какие-то тряпки, и я сочла нужным дернуться.
— Что стоишь, кому ты нужна со своим брюхом? Проваливай, и ты, бесстыжая, тоже вон! А вы собирайтесь!
Благочестивая мать с таким грохотом захлопнула дверь, что притворяться спящей я уже не могла, к тому же благодетельная монашка продолжала драть глотку в комнатах по соседству.