Убийца королевы
Шрифт:
Знайте, что народ Забана жестокий, бесстрашный и не особо умный. Орудие пытки, которое сходит в этой стране за наручники, – вот что получается, когда ваша культура полностью посвящена идее, будто всем сущим управляет судьба. Забанцы считают: если ты в наручниках, значит, виновный или нет, ты должен был сделать нечто такое, что допекло мироздание, и заслуживаешь всей испытываемой боли. С другой стороны, любого, вырывавшегося из тюрьмы, они считают невиновным, поскольку, в конце концов, такова судьба сбежавшего – спастись.
А вот джен-теп не любят пользоваться
Мерзкие штуки. Из них нельзя вырваться, если только ты, часом, не более могущественный маг, чем тот, кто зачаровал связывающие петли. Ну, не совсем верно – есть один трюк, который каждый раз может выручить, но я предпочитаю держать этот маленький секрет при себе. Как бы то ни было, джен-теп никогда бы не потрудились задаться вопросом: «Что, если связанный человек на самом деле более могущественный маг, чем тот, кто сделал петли?» Потому что для джен-теп любой лучший маг – это почти наверняка лучший человек, значит, если пленник сбегает, он вообще не заслуживал связывания. И это практически всё, что нужно знать о моём народе, моей семье и моей жизни.
Но наручники, которые надели на меня маршалы, были дароменские. Эти наручники не похожи на забанские или на узы джен-теп. О, не поймите меня неправильно: они невероятно крепки. К обручу в полдюйма толщиной из гитабрианской стали прикреплена такая цепь, что дюжина зазубренных пил кузнецов не смогла бы её разгрызть. Но, в отличие от причиняющих боль выступов забанских наручников или перерезающих запястья магических уз джен-теп, дароменские наручники подбиты изнутри толстым слоем шёлка. Они поразительно удобны. Мягкие, как зимние перчатки придворного, клянусь.
Это многое говорит о дароменской культуре. Для них, имперского народа, который за последнюю сотню лет стал доминировать над многими из малых наций континента (в том числе над джен-теп), важнее всего выглядеть заслуживающим доверия. У дароменцев по сравнению с большинством других народов странное понятие о правосудии: они думают, что человека не следует наказывать за преступление до тех пор, пока его не признали виновным. Это сумасшедший образ мыслей, но, похоже, для них он в течение многих лет оправдывался.
По понятиям дароменцев, если тебя задерживают, чтобы доставить в суд, тебе должно быть если не удобно, то, по крайней мере, не больно. Даром определённо цивилизованная страна. Неудивительно, что они захватили полконтинента и убили добрую часть жителей другой половины. Но дароменцы к тому же невероятно практичны: шёлковая подбивка внутри наручников так плотно прилегает к запястьям, что из них невозможно спастись, потому что подкладка служит идеальным тормозом. Дароменские наручники – самые удобные оковы, с какими можно встретиться, но мало того: это ещё и единственные оковы, гарантирующие, что из них ни за что не выбраться без посторонней помощи. Вот почему я не зря сказал, когда почувствовал на своих запястьях дароменские наручники, что спёкся.
Глава 5
Неудачливая восьмёрка
– Тебе что-нибудь нужно? – спросил меня маршал Парсус, заставив свою лошадь пойти рядом с моей.
– Хотелось бы ключ от этих наручников.
Слегка озадаченное выражение его простого веснушчатого лица говорило как о его искреннем характере, так и о полном отсутствии чувства юмора.
– Я скорее думал о еде и питье, – сказал он.
Дароменские маршалы искренне гордятся своей заботой о том, чтобы их пленники добирались до виселицы в полном здравии. Однако мысль о еде лишь вызвала у меня новый приступ тошноты.
– Только воды, спасибо.
Он вытащил кожаную флягу и поднёс её к моим губам. Мне пришлось повернуть голову, чтобы поймать ртом струю, и маршал ясно увидел метки Чёрной Тени вокруг моего левого глаза.
– Эти штуки как-то тебя беспокоят? – спросил он, поднося флягу чуть ближе к моим губам.
Я слегка прополоскал рот, прежде чем проглотить воду.
– Они становятся холодными, когда на них светит солнце. Но кроме этого – нет, не очень.
– С виду забавная вещь. – Он поводил пальцем в воздухе в нескольких дюймах от моего лица. – Вроде как три кольца, заплетённые виноградными лозами.
– Я слыхал описания и похуже.
По большей части связанные с частями человеческого тела.
Парсус оглянулся на Рейчиса, который в тот момент ворковал – в самом деле ворковал, как проклятый голубь, выманивая новое угощение у маршала Харрекса.
– У твоего питомца тоже метки вокруг глаза. Они?…
Он дал вопросу повиснуть в воздухе.
Шесть месяцев назад Рейчиса заразила Чёрной Тенью девушка, которая думала, что делает мне одолжение. Полагаю, это и вправду было одолжением, поскольку восстановило узы между мной и белкокотом. С другой стороны, я почти не сомневался, что однажды маленькое чудовище превратится в неудержимого демона и убьёт половину населения континента в яростных поисках печенья.
– У него просто уродливая родинка, – солгал я, а потом добавил громче – так, чтобы Рейчис меня услышал: – Это из-за того, что он был самым маленьким в помёте.
Белкокот будто остался равнодушен к такому неуважению.
– И это говорит самый хилый маг в целом клане.
Парсус придвинул палец чуть ближе к моему лицу.
– Ты не возражаешь, если я?…
– В общем, нет, – ответил я.
Он замер.
– Ты никогда не думал о том, чтобы потратить немного денег и показать это… ну… доктору, ведьме-шептунье или ещё кому-нибудь?