Убийца по прозвищу Англичанин
Шрифт:
– Это вы оставили мне?
– Оставил – что?
– Эту записку в моем футляре для скрипки. Ее тут не было, когда я выходила из комнаты, чтобы идти на сцену.
Она взяла бумагу из футляра. При этом из листа что-то выскочило. Это была тонкая кожаная тесемка, и на ней висел красный коралл в виде руки.
Габриель протянул руку к футляру и взял кулон – сердце у него так и стучало.
– А что сказано в записке?
«Вам это нужно больше, чем мне. Скажите Габриелю, что он мне обязан. С поздравлениями».
Выхватив «беретту», Габриель открыл
– Где человек, который стоял у этой двери до концерта?
– Какой человек?
– Охранник в темно-красном пиджаке. Где он сейчас?
– Понятия не имею. А что?
– Потому что кто-то заходил в комнату, пока Анна была на сцене.
– И что-то натворил там?
– Оставил записку. – Габриель показал талисман из коралла. – И вот это.
– Можно мне на это взглянуть?
Габриель протянул Кордони кулон, тот повертел его в руке и улыбнулся.
– Вы знаете, что это?
– Да, кажется, знаю. Это безвредно.
– А что это?
– Много лет назад мы, Кордони, были корсиканцами. Мой прапрадед приехал в Италию и стал родоначальником венецианской ветви, но у меня по-прежнему есть дальние родственники, которые живут в долине, на южной оконечности острова.
– Какое это имеет отношение к данному кулону?
– Это талисман, корсиканский талисман на счастье. Мужчины-корсиканцы носят их. Они верят, что это отвращает дурной глаз – корсиканцы называют это оккью. – Кордони протянул кулон назад Габриелю. – Как я уже сказал, он безобиден. Кто-то просто оставил мисс Рольфе подарок.
– Хотел бы я, чтобы это было так просто. – Габриель сунул талисман в карман рядом с «береттой», потом посмотрел на Кордони: – Так где же все-таки тот, кто стоял у этой двери?
Англичанин обнаружил водное такси, подпрыгивавшее на рио ди Сан-Поло в тени моста для пешеходов. За рулем сидел человек Россетти в анораке с капюшоном. Англичанин залез в такси и спустился в кабину.
Человек Россетти включил мотор. В лодке раздался грохот, она задрожала и затем поплыла. Через минуту они уже мчались по Гран канале. Англичанин протер запотевшее окошко и несколько минут смотрел на пролетавший мимо пейзаж. Затем стянул занавески.
Он снял черную стеганую куртку, затем черно-красный блейзер и свернул его. Минут через десять он открыл окно кабины и бросил блейзер в черную воду лагуны.
Растянувшись на скамье, он стал обдумывать историю, какую придумает для Антона Орсати. При этом он протянул руку к груди в поисках талисмана. Он чувствовал себя словно голым без него. Утром, когда он вернется на Корсику, он отправится к старой синьядоре, и она даст ему новый талисман.
40
Цюрих
Кабинет Герхардта Петерсона тонул в темноте, если не считать маленькой галогеновой лампы, бросавшей диск света на его письменный стол. Петерсон сидел в кабинете так поздно в ожидании телефонного звонка. Он не был уверен, кто позвонит – возможно, городская полиция Венеции, возможно карабинеры, но Петерсон был уверен, что ему позвонят. «Извините, что беспокою вас так поздно, герр Петерсон, но, боюсь, сегодня
Петерсон поднял глаза от своих бумаг. На другой стороне комнаты на телевизоре молча мелькали картинки. Последняя передача новостей подходила к концу. Наиболее важные события, происшедшие в Берне и Цюрихе, были освещены, и в программе перешли к никчемным событиям и более легкомысленным вещам, которые Петерсон всегда игнорировал. Однако сегодня он включил звук. Как он и ожидал, было сообщение о триумфальном возврате Анны Рольфе на сцену в тот вечер в Венеции.
Когда сообщение закончилось, Петерсон выключил телевизор и запер папки в своем личном сейфе. Возможно, убийца Антона Орсати не смог выполнить своего задания, так как Анна Рольфе была под усиленной охраной. А возможно, он испугался. Или, возможно, они уже мертвы, но их тела просто еще не обнаружены. Инстинкт подсказывал ему, что дело не в этом, что в Венеции что-то пошло не так. Утром он по обычным каналам свяжется с Орсати и выяснит, что же произошло.
Он сунул несколько бумаг в портфель, выключил настольную лампу и вышел. Высокий пост, который занимал Петерсон, позволял ему ставить свой «мерседес» в выложенном булыжником дворе, а не оставлять его вдали на автостоянке возле железнодорожного депо. Он наказал охранникам особо следить за его машиной. А почему – он им не сказал.
Он поехал на юг вдоль реки Силь, улицы были почти пусты: тут – одинокое такси, там – тройка гастарбайтеров, ожидающих трамвая, который повезет их к набитым людьми квартирам в Ауссерсиле или в Промышленном квартале. На аппарат Петерсона была возложена ответственность за то, чтобы они там вели себя пристойно. «Никаких заговоров против деспота у себя дома. Никаких протестов против швейцарского правительства. Просто делайте свое дело, получайте свой чек и держите рот на замке». Петерсон считал гастарбайтеров необходимым злом. Экономике не выжить без них, но порой казалось, что в Цюрихе меньше швейцарцев, чем этих проклятых португальцев и пакистанцев.
Он снова бросил взгляд в зеркальце заднего вида. Похоже, что за ним нет «хвоста», хотя он не мог быть в этом уверен. Он знал, как идти за человеком, но его обучение определять наблюдение и уходить от него было рудиментарным.
Минут двадцать он ездил по улицам Видикона, затем свернул к Цюрихскому озеру и гаражу своего дома. Проехав через металлические ворота с охранным устройством, он приостановился, желая убедиться, что никто не вошел в гараж вслед за ним. Тогда он спустился по извилистому проезду на отведенное ему место. На стене был написан номер его квартиры – 6С. Машина въехала на свое место, он выключил фары, затем мотор. И долго сидел, сжимая руль, со слишком быстро бьющимся для человека его возраста сердцем. Необходимо было выпить как следует.
Он медленно пошел через гараж, внезапно почувствовав невероятную усталость. Он прошел в дверь и вошел в вестибюль, откуда поднялся на лифте к себе в квартиру. Перед закрытыми стальными дверцами стояла женщина, повернув голову и следя за вспыхивающими номерами этажей.
Она несколько раз нажала на кнопку вызова и громко ругнулась. Затем, заметив присутствие Петерсона, повернулась и с улыбкой извинилась:
– Простите, но я уже пять минут жду этот чертов лифт. Наверное, что-то не в порядке с ним.