Убийца поневоле
Шрифт:
Но девушка… Она вела за руку мальчика в голубой куртке и показалась тогда Игорю невероятно красивой, наверное, потому, что ее лицо светилось счастьем и надеждой. Когда Колька Закушняк сбил ее с ног, а маленький сопляк Равиль начал пинать ногами, Игорю стало на какой-то момент даже жалко ее…
Ерохин вернулся домой, так и не дойдя до рынка. – А мясо? – недовольно спросила мать, глядя на вернувшегося с пустыми руками сына.
– Рынок сегодня не работает, санитарный день, – соврал Игорь. – Слушай, мать, ты не знаешь, Юрик
– Да ты что? – Мать удивленно уставилась на Игоря. – Не знаешь, что ли? Помер твой дружок, уж года два как схоронили.
– Как – помер?
Игорь почувствовал, как у него отнимаются ноги, и присел в кухне на табуретку.
– Вот так и помер, – торжествующе сообщила мать, которая никогда не любила друзей Игоря и считала, что они его испортили. – Допился. Кто-то его прибил, как пса шелудивого. В подъезде полдня валялся, пока его не забрали. Люди мимо ходили – думали, пьяный спит. Там винный магазин рядом, Юрка твой вечно в очереди ошивался.
Ерохин немного пришел в себя. Нет, ничего, не так страшно. Юрка превратился в алкаша, а все алкаши рано или поздно дохнут под забором. Плохо, что он, Игорь, совсем порвал с друзьями детства. После специнтерната они еще немного покантовались вместе, потом ушли в армию, а после армии ни разу не встретились. Почему так получилось? У каждого сложилась своя жизнь, и к старым приятелям уже не тянуло? Или где-то в глубинах подсознания таился черный неизбывный ужас от совершенного когда-то убийства, и ужас этот не позволял встречаться, чтобы не вспоминать?
3
Все они жили рядом, в десяти минутах ходьбы друг от друга. Пройдя мимо дома, где жил Юра Орешкин, Игорь свернул за угол, пересек сквер и через несколько минут уже поднимался в квартиру Закушняка. Дверь открыла древняя старуха, Колькина бабка. Ерохин удивился, что она еще жи-ва. Когда они были пацанами, бабка была ужасно старая, сухонькая, морщинистая, подслеповатая. Странно, но и сейчас она была в точности такая же.
– Здравствуйте, бабуля, – бодро крикнул Игорь. – Вы меня не помните?
– Не кричи, сынок, – неожиданно спокойным и совсем не старым голосом ответила старуха, – я слепая, но слышу хорошо. Тебе чего?
– Я Игорь Ерохин, помните меня? Мы с Николаем в одном классе учились.
– Помню я тебя, Игорь Ерохин, помню. Так чего ты хочешь-то?
– Мне бы Николая, – попросил он, почему-то вмиг оробев. Он никак не ожидал, что бабка хорошо слышит, да вдобавок еще помнит его.
Бабка помолчала, потом сказала тихую непонятную фразу:
– Мне бы тоже.
– А что, он не живет здесь? Переехал?
– Переехал, – вздохнула старуха. – Далеко переехал.
– Адрес не дадите?
Она повернулась и молча ушла в глубь квартиры. Ерохин остался стоять на пороге, не решаясь ни окликнуть ее, ни пройти за ней. Через минуту бабка вернулась, Игорю показалось, что
– Зачем тебе Николай? – спросила она требовательно.
– Повидаться хотел. А что, нельзя? Друзьями были все-таки.
– Успеешь еще повидаться-то, туда спешить не надо. Придет время – повидаешься, – грустно сказала старуха.
– Он что, в тюрьме?
– Хорошо бы, коли так. Только нету его там. На том свете Николай, – тихо ответила бабка и заплакала. – Убили его в прошлом году.
– Кто? – спросил он, судорожно сглотнув. В горле стало сухо, и снова начали неметь ноги.
– Кто ж знает, – она горько вздохнула. – Шпаной был, шпаной и остался. Следователь говорил, он деньги у кого-то вымогал, их много было, группа целая. Чего-то все делили, делили, не то рынок какой-то, не то магазин, я не поняла. Да какая разница, кто его убил? Нету его больше, вот что главное. А почему да отчего – на то воля божья. Ты ступай, сынок, не трави мне душу.
Пройдя еще квартал и подходя к дому, где когда-то жил с родителями Равиль Габдрахманов, Игорь понял, что боится. Юрка Орешкин – алкаш, с ним все понятно. Колька Закушняк – рэкетир, его смерть неумолимо вытекала из его образа жизни, помноженного на глупую безалаберную голову. Если сейчас окажется, что Равиль жив-здоров, значит, ничего страшного. Все еще, может быть, обойдется. Все может оказаться случайностью, диким совпадением. Господи, сделай так, чтобы Равиль был жив!
На звонок в квартиру никто Игорю не открыл. Он постоял еще немного, потом позвонил к соседям. В одной из квартир ему открыла девочка в школьной форме. Одна нога ее была в сапожке, другая – в домашней тапочке, видно, она только-только пришла из школы.
– Здравствуй, сестренка, – приветливо улыбнулся Игорь. – Ты не знаешь, Габдрахмановы в сорок второй квартире живут?
– Нет, – покачала головой девочка, пыхтя над сапожком, у которого заело «молнию». – В сорок второй живут Петриченко, у них сын на два класса старше меня, он меня по утрам в школу водит. А вы дяди Равиля друг, да?
– Точно, сестренка, ну и умница же ты, – отчего-то обрадовался Ерохин. – А где он?
– Они переехали. Дядя Равиль женился на Розе, и тогда они разменялись.
– Чего они сделали? – не понял Игорь.
– Разменяли квартиру, чтобы молодые жили отдельно.
Девочка с деловым видом повторяла слова и фразы, услышанные от взрослых, но делала это так естественно, словно сама была обладателем всей информации о жильцах дома и всего квартала.
– Погоди, ты так застежку сломаешь, – рассмеялся Игорь, глядя на девочку. – Давай я тебе помогу.
Он присел на корточки и ловко расстегнул «молнию».
– А кто такая Роза? – спросил он.
– Роза – дочка тети Нурии и дяди Шуры-татарина. Вы что, Розу не знаете? Ее весь дом знает. Она бездомных собак прикармливала. Такая добрая, прямо золотое сердце.