Убийца с лицом ребенка
Шрифт:
– Этот недоумок, – так между собой тесть и теща называли зятя, – поднимет ненужный шум. Пусть пока спит в неведении. Возможно, Снаткина задержали специально для того, чтобы я начал дергаться.
– Может быть, позвонить Александре, чтоб она подготовилась к обыску? – предложила Лиза.
– Все телефоны Снаткина сейчас прослушиваются. Этот мерзавец дома ничего не держит. Александре нечего беспокоиться. Я же предупредил его, что на полгода надо залечь на дно, как подводная лодка. Но у него же лапы намазаны говном. Он за сто долларов в церкви пернет.
– Ты забываешься? – прикрикнула на него жена. – Здесь тебе не суд. Попридержи свой язык. Ты же главный судья города! Как можно так выражаться? Какой пример с тебя могут брать молодые судьи?
– Это ты, падла, забываешься! – вскочил Ржапецкий, как укушенный. – Всю жизнь строишь из себя помешанную барыню. В самые сложные периоды жизни мне не на кого положиться, мне
– Это мы с Владой дуры? – вскипела жена. – А кто тебя сунул в судьи, придурок?
– Ты за это отработала, как проститутка. Забыла, с каким наслаждением ты рассказывала мне подробности своей измены с этим маразматиком Павленко. Я помню это всю жизнь.
– Это ты подложил меня под него, импотент проклятый.
– Я – импотент? Да у меня такие девки отсасывают… – в гневе закричал главный судья и тут же осекся.
Лицо жены побелело, что предвещало скандал с битьем посуды и крушением мебели. В такие моменты жена Ржапецкого теряла рассудок и готова была растерзать мужа.
Константин Петрович сразу понял, что переборщил. Не хватало еще, чтобы дети стали свидетелями безобразной сцены.
– Лизунчик, – подбежал он к жене. – Прости, любимая, прости дорогая. Но ведь ты первая начала, не бери в голову, какие девки в моем возрасте? Это я так сказал, чтобы разозлить тебя. Понимаешь, – гладя жену по голове и целуя ее в расплывшееся лицо, говорил он, – я уже месяц не могу спокойно спать. Обложили меня со всех сторон. Хотят моей крови. Понаставили везде видеокамеры, следят за каждым моим словом и действием. Ты думаешь, им нужен этот Снаткин? Им нужен я. Прости, что я тебя обидел. Если бы не ты, разве я был бы тем, кем я есть? Разве я не помню, чего это тебе стоило? Родная, мы с тобой одно неразрывное целое. Успокойся, пойдем, выпьем коньячку на ночь и по старой привычке побалуемся перед сном.
Выступившая испарина на лице жены не предвещала ничего хорошего. Сомкнутые в ненависти к нему губы, полыхающие от невменяемости глаза заставляли его делать то, что было ему противно и что давно его не трогало. Он уткнулся в дряблые висячие груди жены, протянул руку в промежность между ее толстыми ногами и молил Бога, чтобы приступ безумия как можно скорее покинул ее. Наконец, из ее глаз покатились слезы, что означало какое-то прояснение сознание. Она отшвырнула его руку и попыталась вырваться из его объятий, но он знал, что отпускать ее нельзя, пока она не расслабится и окончательно не придет в себя.
«Так жить дальше нельзя, – думал он, – мы же ненавидим друг друга». И в то же время он понимал, что вырваться из этого жизненного капкана им не удастся никогда.
С Лизой он познакомился, когда поступил на юрфак Одесского госуниверситета. Их группу в начале сентября послали на сбор помидоров в совхоз «Нечаянский». Костю и еще одного первокурсника определили в грузчики. Они загружали газик ящиками с помидорами, которые собирала остальная группа и разгружали их в магазинах города Коблевска. А вечерами первокурсники шли два километра в сельский клуб, где под музыку из магнитофона устраивались танцы. Один раз за вечер объявлялся «Белый танец» и тогда девочки приглашали мальчиков. В один из таких вечеров его пригласила на танец Лиза, худенькая, с симпатичным личиком, короткой стрижкой светлых волос. Он уже был мужчиной в том смысле, что в своем глухом селе его, молодого тракториста, подпоила и соблазнила шестидесятилетняя вдова. Она проделывала с ним все мыслимые и немыслимые упражнения, которые доставляли ему неописываемое наслаждение. Но вскоре вдова охладела к нему и однажды, прямо с порога оттолкнула его от себя и сказала ему, чтобы он больше не приходил к ней. Однако через неделю он снова пришел к ее дому с бутылкой самогонки, и сказал, что он не может без нее жить. На этот раз пожилую женщину прельстила бутылка в руках молодого любовника. Однако после выпитой бутылки самогона у него ничего не получилось и он первый раз от злости избил свою соблазнительницу. Она практически не сопротивлялась, размазывала по щекам пьяные слезы и неизвестно за что просила у него прощение. После этого женщина превратилась в бессловесное животное. Костя приходил с самогоном, они выпивали бутылку, но поскольку спиртное не помогало ему восстановить потенцию, он свою неполноценность пытался возмещать кулаками, бегал за окосевшей вдовой по комнатам, вытаскивал ее из-под кровати, а когда ей удавалось выбежать из дома и спрятаться в бане, разбивал руки в кровь об деревянную дверь и падал обессилевший на землю. Кто-то из мужиков в курилке рассказал, что вдова выглядит так хорошо, потому что питается энергией мужчин, что ее третий муж испустил дух, когда занимался с ней «этим самым». Костя испугался за свое здоровье и перестал ходить к вдове. И когда Лиза пригласила его на танец, он почувствовал половое влечение к ней. Несколько дней спустя, он предложил ей прогуляться к реке. Они шли по тропе в березовой роще, Лиза была в ситцевом платье, которое то и дело поднималось от ветерка, обнажая ее голубые трусики, и она, смущенно опускала его. У реки они сели на сухой песок. Солнце спускалось к далекому горизонту, подсвечивая реку багровыми лучами. Костя поцеловал Лизу в щеку, она не была против и тогда он шутя повалил ее на песок. Она смеялась, а он думал только о том, как снять с нее трусы, чтобы она не кричала и не звала на помощь. Когда он как бы нечаянно засунул свою руку в ее трусики, она сжалась, как пружина, но не рассердилась и не прогнала его. Просто перестала смеяться и закрыла глаза. Он поднял ее платье, стянул трусики, своими коленями раздвинул ее ноги и овладел ею. Она лежала молча, прикусив от боли нижнюю губу. Он лежал рядом, радуясь тому, что снова может делать это. До конца осенних сельскохозяйственных работ, они каждый день ходили к реке и занимались этим. Потом она пригласила его к себе домой и когда на столе появились буженина, сыровяленая колбаса, сыр, ветчина и красная икра, он обезумел от обилия дефицитной еды.
– Мой папа – директор мясокомбината, – с гордостью сказала она.
– И ты ешь это каждый день? – с завистью спросил Костя.
– Кушать это каждый день – вредно.
– А я бы ел это каждый день, – возразил он.
Поскольку Костя жил в общежитии на стипендию, он фактически постоянно недоедал и поставил себе цель непременно жениться на Лизе. Но у родителей Лизы были другие планы. Костя не внушал им доверие, его манеры их шокировали, особенно, когда он задницу называл жопой, или говорил, что ему на это насрать, если он придерживался другого мнения. Когда Лиза забеременела, родители увезли ее срочно в Минск, к папиной сестре, акушеру, которая сделала ей аборт, потом перевели ее из Одесского университета в Минский. И вздохнули, когда Лиза вышла замуж за курсанта Танкового училища. Костя закончил юрфак и по распределению попал юристом на отделение Коблевской железной дороги. Три года работы были настоящим мучением для Кости. Он проигрывал все дела в арбитраже, так как не научился правильно выстраивать основания иска и путался в пунктах Положения о поставках продукции и товаров. Судья арбитражного суда всегда подтрунивал над ним.
– Если вы товарищ Ржапецкий найдете в постановлении, на которое вы ссылаетесь, эти пункты, я немедленно решаю вопрос в вашу пользу.
– Я читал это постановление, – бубнил Костя.
– Тогда покажите мне эти пункты.
– К сожалению, их нет в вашем экземпляре постановления, – возражал Костя.
– Так вы еще и кодификацию не ведете. А ну-ка, дайте мне свой экземпляр.
Чувствуя подвох, Костя заявил, что оставил свой экземпляр на работе.
– В иске отказано, – объявил судья. – И я выношу частное определение в адрес юрфака Одесского университета. И в этот момент к судье подошла стройная женщина в шоколадном брючном костюме, с русыми волосами, собранными черной резинкой и отброшенными назад, как хвост собаки. Она что-то шепнула судье и тот согласно махнул ей головой. Женщина обернулась и их взгляды встретились.
– Лиза! – ахнул от восторга Костя.
– Костя? – улыбнулась Лиза. – Зайди ко мне в двести двенадцатую комнату.
Выяснилось, что Лиза работает второй судьей арбитражного суда уже месяц, что она разведена, что у нее все в порядке.
– Я тоже хочу работать судьей, – сказал Костя.
– Я поговорю с папой, – пообещала она.
На этот раз папа потребовал немедленно расписаться, что Костя с удовольствием и сделал, после чего папа Лизы предпринял некоторые шаги. Председатель областного суда Павленко, когда увидел Лизу, онемел, но пришел в себя и сказал Косте, что может рекомендовать его судьей в самый дальний сельский район области с перспективой перевода через пять лет в город. Тесть посоветовал немедленно соглашаться, а там видно будет. Костя согласился, но Павленко не подписывал рекомендацию. Тесть снабжал его деликатесами и коньяками, но никакого движения не было. Помощником Павленко работал бывший однокурсник Кости и Лизы, Василий Пересвет, который на вопрос Кости, в чем дело, после третьей рюмки коньяка, заявил, что Павленко редкий бабник, и пока Лиза с ним не переспит, толку не будет.
– Лизунчик, – обратился к ней ласково Костя, – сейчас решается моя судьба. Все зависит от тебя. Этот старый хрен хочет с тобой переспать. Я не вижу тут никаких препятствий. Это же будет с моего согласия. А потом мы вместе посмеемся над его потугами.
– Нет, – ответила Лиза и нахмурилась. – Как ты можешь мне такое предлагать? Я же твоя жена. Тебе потом не будет противно притрагиваться ко мне?
– Ты слышала что-то о свингерских семьях? – осторожно спросил Костя. – Они меняются супругами и процент разводов среди них колеблется в пределах статистической погрешности. У нас в деревне всегда говорили, что хороший левак укрепляет брак.