Убийства в Доме Романовых и загадки Дома Романовых

Смирнов Анатолий Тихонович

Последние годы перед революцией имение Брасово стало излюбленным местом отдыха для Натальи Сергеевны, где она по-настоящему чувствовала себя хозяйкой. Будучи натурой тонкой и образованной, она обладала отменным чувством прекрасного, поэтому её гостями часто бывали люди искусства. В брасовском имении подолгу работал Академик Живописи С.Ю. Жуковский, композитор С.В. Рахманинов был частым гостем в её доме.

Особыми праздниками для неё были те дни, когда в Брасово приезжал с фронта Михаил Александрович. В каждый свой приезд он непременно принимал крестьян и по возможности удовлетворял все их просьбы. На средства от имения содержался местный детский приют и богодельня — для калек и немощных.

Из личных средств Великого Князя учителя местных школ получали приличную прибавку к жалованию, а сами школы бесплатно получали дрова.

После событий Февральской смуты Михаил Александрович официально передал брасовский дворец со всеми своими коллекциями серебра, фарфора и живописи местным крестьянам, которые по-прежнему относились к нему с теплотой и преданностью. И позже, во время революции имение не было ни разграблено, ни сожжено.

Начиная с весны 1915 года, Наталья Сергеевна вместе с детьми жила в Гатчине на Николаевской улице, в небольшом домике, похожем на английский коттедж, куда приезжал Великий Князь в свой краткосрочный отпуск.

Отречение, которого не было

В начале 1916 года Великий Князь покинул «Дикую дивизию» и получил назначение на должность Командира 2-го Кавалерийского корпуса, выведенного к тому времени в резерв войск Юго-Западного фронта. В числе прочих кавалерийских дивизий, попеременно входивших в состав этого соединения, её неизменным костяком оставалась Кавказская Туземная Конная дивизия, бойцы которой, как уже говорилось выше, просто боготворили своего командира. К своим новым обязанностям он приступил 4 февраля, то есть в то время, когда вверенный ему корпус находился в составе 7-й Армии.

За успешное командование корпусов в ходе летних боёв 1916 года, Великий Князь Михаил Александрович Высочайшим Повелением от 2 июля был воспроизведён в чин генерал-лейтенанта, а 1 сентября 1916 года — в генерал-адъютанты при Особе Его Императорского Величества.

В конце 1916 года Михаил Александрович заболел дифтерией, и некоторое время был вынужден лечиться, после чего в феврале 1917 получил отпуск по болезни, который намеревался провести на своей даче под Гатчиной, где его и застали события Февральской смуты.

По сей день многие исследователи, придерживающиеся советской историографии, считают Великого Князя Михаила Александровича «калифом на час, восседавшем на российском престоле всего один день» и отрекшимся уже на следующие сутки после отречения Императора Николая II.

Но существует и другое мнение, согласно которому провозглашённый Императором Михаилом II Александровичем, Великий Князь Михаил Александрович де-юре был таковым. И это справедливо, так как на тот момент, то есть на 14 (2) марта 1917 года Государь Император Николай II Александрович обладал высшей законодательной властью, и принятые Им решения не мог отменить никто. А о том, что отрекшийся Государь считал Своего Августейшего Брата Своим законным преемником, гласит отправленная Им телеграмма от 15 (3) марта, в которой Великий Князь именован уже Его Императорским Величеством Михаилом Вторым.

Передача Российского Престола Великому Князю Михаилу Александровичу, стала для него полной неожиданностью. Ибо, с одной стороны, нельзя было нарушать легитимную преемственность престолонаследия династии Романовых, а с другой, принять на себя всю полноту власти не позволяла сложившаяся в стране политическая ситуация — большинство граждан России требовали созыва Учредительного Собрания, которое в конечном итоге и должно было избрать окончательную форму политического правления в России. Посему, фактически поставленный перед фактом своего монаршего служения, новоявленный Император Михаил Второй, как

человек чести и верный сын Отечества, долго колебался: принять таковой или же всё-таки подождать намечавшегося Учредительного Собрания и его решения. Останется ли Россия, как прежде монархией или же станет республикой с выборной формой правления. Вот, что необходимо было знать, чтобы принять решение. А так как было очевидно, что монархия не удержится, Император Михаил Второй почёл за благо не воспринять переданную ему верховную власть до созыва Учредительного Собрания, издав об этом соответствующий Манифест от 3 (15) Марта, заканчивающийся словами:

«Посему, призывая благословение Божие, прошу всех граждан Державы Российской подчиниться Временному Правительству, по почину Государственной Думы возникшему и обеспеченному всею полнотою власти, впредь до того, как созванное в возможно кратчайший срок, на основе всеобщего прямого и тайного голосования, Учредительное Собрание своим решением об образе правления выразит волю народа».

Однако из этого не следует, что после подписания этого манифеста Император Михаил Второй отрёкся от Престола, снова став Великим Князем. Нет! И ещё раз нет!

Не отрекаясь от Престола Государства Российского, он фактически не принял на время Верховную власть, продолжая, тем не менее, юридически оставаться Императором Всероссийским, вплоть до разгона Учредительного Собрания большевиками и прочими экстремистами левого толка, узурпировавшими власть в стране при помощи немецких денег.

Михаил Александрович был человеком высоких нравственных качеств, что отмечали не только его сторонники, но и политические противники. Большевик Владимир Гущик, будучи комиссаром Гатчинского дворца, в котором Великий Князь окажется впоследствии под домашним арестом, говорил: «Великий Князь имел три редких достоинства: доброту, простоту и честность. Ни одна партия не питала к нему неприязни. Даже социалисты всех тонов и оттенков относились к нему с уважением».

Посему, кажется очевидным, что решающим в оценке шансов Михаила Романова как нового политического лидера в то время, имел его неоспоримый авторитет и любовь к нему в войсках. И, конечно же, не следует забывать, что он покрыл себя неувядаемой славой, командуя знаменитой «Дикой дивизией», бойцы и командиры которой, не поддавшись революционной пропаганде, сохраняли до последних дней верность Долгу и Присяге. В воспоминаниях офицеров-горцев о том времени говорилось: «отречение Государя от Престола потрясло всех, и того “энтузиазма”, с которым якобы всё население встретило отречение, не было. Была общая растерянность, вскоре сменившаяся каким-то опьянением от сознания, что “теперь — всё позволено”. Всюду развевались красные флаги и пестрели красные банты. В Дикой дивизии никто их не надел — кроме обозников и матросов-пулемётчиков».

Однако, устойчивая и стабильная обстановка, сохранявшаяся после событий Февральской революции в Кавказской Туземной Конной дивизии, воины которой не привечали большевиков, устраивала далеко не всех. Реальной силы этой дивизии опасались в революционном Петрограде, находящемся во власти пьяного разгула, анархии и повсеместного беззакония. И вполне вероятно, что мог бы наступить такой момент, когда оставшиеся верными Престолу и Отечеству бойцы Русской Армии, ведомые своими командирами, прекратили бы пьяный разгул солдатских масс в столице бывшей Империи. Но именно этого, «восшествия на Престол посредством штыков», более всего и опасался Великий Князь, не пожелавший воспользоваться политическим моментом.