Убийства в «Маленькой Японии»
Шрифт:
– Эй, дурья твоя башка! Ты хочешь, чтобы меня уволили?
– Если уж на то пошло, я давно поражаюсь, почему тебя не выставили за дверь до сих пор.
– Будешь и дальше задавать мне такие вопросы по городскому телефону, долго мне не продержаться. Наши разговоры прослушивают.
– Но прежде это не превращалось в проблему.
– Теперь превратилось. Скажи, ты любишь сеги?
Сеги – старинная настольная игра, которую часто называют японскими шахматами. Квадратные деревянные фигуры с заостренными в виде пирамиды верхушками передвигаются по лакированным клеткам доски,
– Все никак руки не доходили научиться.
– Найди время сегодня. Парк «Западные ворота» в Икебукуро. Приходи один. Проследи, чтобы никого не притащить у себя на «хвосте», понял?
– Да.
– Чувствую, ни черта ты пока не понял. До встречи.
И снова мы с Нодой взяли два такси и разъехались в противоположных направлениях. Но на сей раз его водитель развернулся и пристроился в двухстах ярдах позади моей машины. С включенным мобильным телефоном я вышел у западного вестибюля станции подземки «Икебукуро», не замечая за собой слежки и гадая, о чем мог беспокоиться Томита.
Расплатившись с таксистом, я нырнул в густую толпу пешеходов, валившую со станции, зная, что Нода маячит где-то за спиной. Поскольку мой сотовый молчал, я пребывал в уверенности, что горизонт чист.
Парк с незатейливым названием «Западные ворота» действительно располагался к западу от станций метро и железной дороги, то есть крупного транспортного узла у северной оконечности центра Токио. Это была обширная, мощенная плиткой площадка, украшенная скульптурой, амфитеатром и зданием Центра искусств в виде шестиэтажного и разрезанного по диагонали куба со своим внутренним двором.
Как в прежние годы, когда мне приходилось пересекать небезопасные кварталы Лос-Анджелеса, я оглядывал пространство, присматриваясь к затененным аркам и нишам, изучая отдельные группы посетителей парка, стараясь поймать устремленные на меня странные взгляды и вообще уловить малейшую рябь на гладкой поверхности общей картины будничного поведения людей. Здесь все выглядело вроде бы спокойно. В южном углу парка под сенью чахлых тополей разлеглись бездомные. Сцену перед амфитеатром оккупировали подростки с переносными магнитофонами и гитарами. На перевернутых пластиковых ящиках из-под пивных бутылок лежали роликовые доски. И конечно же, большая группа самых несхожих друг с другом людей – от опрятных с виду интеллектуалов и слегка чумазых водителей такси до явных пенсионеров – склонилась над досками сеги. Каждый, казалось, был целиком поглощен обдумыванием хода или тактической схемы, которая могла обеспечить победу. Никто во всей округе не выбивался своим видом из общего ряда и не выглядел потенциальной угрозой.
Ища Томиту, я шагнул в круг играющих. Репортера нигде не было. Я прошел до конца ряда столов с досками, повернулся и стал возвращаться, когда какой-то седой старик в бейсболке команды «Иомиури джайантс» неожиданно окликнул меня:
– Играете в сеги, гайджин-сан?
«Уважаемый чужестранец». Я чуть не застонал. Этого мне только не хватало!
– Нет, не играю, простите.
– А мне почему-то кажется, что играете. Садитесь.
Наверное, его прислал вместо себя Томми, мелькнула мысль. В Японии никому бы в голову не пришло так навязываться иностранцу. И я сел на желтый пластмассовый табурет. Старик сделал ход.
– Ваша очередь, – сказал он.
Я наугад осторожно двинул фигуру, осматриваясь по сторонам в поисках Томми.
– Надо не так, – капризно заметил старик. – Возьмите ее по-мужски и поставьте на доску со стуком.
Он не только приставучий, но еще и требовательный! Где же Томми, черт бы его побрал? Но второй ход я сделал, следуя рекомендации старика.
– Вы безнадежны, Броуди-сан. Я вам поставлю мат уже на десятом ходу. – Голос вдруг изменился, утратив стариковские интонации и хриплую надтреснутость.
Не поднимая головы, я исподлобья внимательно посмотрел на своего оппонента. Под седым париком и толстым слоем грима, состарившим его на тридцать лет, я разглядел черты лица Томиты. Мне пришлось приложить немалые усилия, чтобы не выдать своего удивления, но эта маскировка скорее напугала, чем изумила меня. Повстречай я его сейчас в толпе, прошел бы мимо, даже не оглянувшись. У меня возникло чувство, будто я попал из одной переделки в другую. Только когда Томита перестал изменять голос, я смог узнать, кто передо мной.
– Не надо так смотреть на меня, – произнес он. – Делай ход после каждого моего. Не важно какой. Издалека все равно никто ничего не разглядит. Голову склони еще ниже и сделай артикуляцию по возможности неразличимой со стороны. Сумеешь?
– Конечно, – ответил я, оставаясь в полном недоумении, почему мой не слишком сложный вопрос по телефону заставил журналиста зайти так далеко в мерах предосторожности. – Что происходит?
– Ты попросил рассказать тебе о том, что, очевидно, станет главной сенсацией года.
– Я знаю, что гибель семьи Накамура наделала много шума, но все же…
– Это здесь ни при чем. Все дело в Харе. Средства массовой информации объявили ему бойкот. В свет не выходит ничего, кроме информации об убийстве в Сан-Франциско.
– Что?!
– Ты меня слышал.
– Рассказывай подробности.
– Сделай ход. Если ты не играешь, то по местным правилам должен освободить место для другого.
Я шлепнул фигурой по доске, сбитый с толку. О том, как оплакивает Хара гибель членов семьи, газеты продолжали писать не переставая. Это все еще оставалось в заголовках ведущих изданий. Несомненно, Томита видел картину несколько искаженно.
– Рассказывай все, что знаешь, – тем не менее попросил я. – Особенно меня интересует «Тек Кью-Экс».
– Ты снова об этом? Я уже догадался.
– Не тяни, Томми.
– Хорошо, но сначала мне нужно кое-что сделать.
Он достал из кармана мобильный телефон и установил его рядом с краем доски.
– Мои люди расположились по всему периметру парка и наблюдают. Если появится кто-нибудь подозрительный, мы услышим один звонок. Если телефон прозвонит дважды, тебе нужно будет быстрей скрыться. Лучше всего уходить на юг. Вниз по ступеням, которые у тебя за спиной, и через галерею магазинов справа.