Убийства в «Маленькой Японии»
Шрифт:
Посвящается моим родителям Бобу и Ленни
в благодарность за их неустанную поддержку
и тем из моих японских друзей, которые не перестают
чувствовать свою «обособленность».
Истинный мудрец слышит то, что не издает звука, и видит то, что не имеет облика.
День первый
Вор, исчезнувший бесследно
Глава первая
Сан-Франциско
К моему прибытию на улице Японского квартала, или «Маленькой Японии», выделялись пятна двух оттенков красного. Алым блеском отливало вечернее платьице маленькой девочки. А второе было жидким и слишком походило на человеческую кровь. Впрочем, скоро сюда добавится и третий оттенок – побагровевших лиц «отцов города», как только в эфир выйдут первые сообщения о происшедшей бойне.
Но лично моего порога известие о трагедии в Японском квартале достигло задолго до того, как дикторы взахлеб принялись смаковать подробности.
Через несколько минут после срочного вызова я уже мчался по Филлмор-стрит за рулем классического коричнево-малинового кабриолета «катласс». Прежде чем раздался полуночный звонок, я занимался реставрацией японской чайной чаши XVIII века, пользуясь навыками, полученными в городе гончаров Шигараки, что примерно в часе езды от Киото. Вот почему даже при том, что крыша машины была опущена, мне продолжал бить в нос едкий запах лака, с помощью которого я приклеивал мелкие сколы по верхнему ободу. Дав затем лаку высохнуть, я собирался нанести последний штрих – покрыть край слоем растворенной золотой пудры. Реставрация и есть реставрация, но если подойти к делу с душой, то древняя вещь вновь обретает свое подлинное историческое достоинство.
Я свернул влево на Пост-стрит, почти не притормаживая и отчаянно взвизгнув покрышками перед самым капотом огненно-красной «мазды-миаты», в которой двое бандитского вида типов неспешно катили вверх по склону холма. Волна прохладного ночного воздуха, ударившая при этом мне в лицо и взъерошившая волосы, сняла остатки сонливости. У машины гангстеров тоже был опущен верх, видимо, для лучшего обзора при стрельбе.
Они мгновенно ускорились, и даже сквозь шум моторов я слышал отборную басовитую ругань, а в зеркальце заднего вида различал гневно взметнувшиеся вверх кулаки, когда их сверкающий спортивный автомобиль почти уперся в мой бампер.
А потом появился пистолет, и торс мужчины вырос зловещей тенью над лобовым стеклом на фоне темного неба. Но уже в следующий момент водитель заметил впереди полицейский заслон, резко ударил по тормозам и послал машину в крутой разворот. Внезапное изменение направления движения отбросило стрелка к двери, и он чудом не вылетел на мостовую. Нелепо взмахнув рукой, он в последний момент сумел вцепиться в раму стекла и упал на мягкое сиденье, а «мазда» умчалась прочь, злобно взревев на прощание двигателем.
Мне были понятны их чувства. Не имей я специального приглашения, тоже совершил бы подобный маневр. Но у меня-то выбора не оставалось. Именно сюда меня и позвали.
Когда раздался телефонный звонок, мне пришлось осторожно стянуть с рук резиновые перчатки, чтобы ни капли ядовитого лака не попало на кожу. Днем я настолько загружен в магазине, что реставрацией приходится заниматься в поздние часы, уложив дочь спать. Этим вечером я трудился над сосудом для чайной церемонии.
Лейтенант полицейского управления Сан-Франциско Фрэнк Ренна не стал тратить времени на формальности и предисловия:
– Мне нужна твоя помощь. И на сей раз нужна до зарезу.
Я бросил взгляд на бледно-зеленые цифры электронных часов – 00:24.
– И время самое подходящее.
В трубке раздались вздох и невнятное бурчание, что у Ренны означало извинения.
– Тебе заплатят обычный гонорар за консультацию. Но я, конечно, понимаю, что этого мало.
– Ничего, с голода не помру.
– Рад, что ты так это воспринимаешь. Необходимо, чтобы ты приехал и посмотрел кое-что. У тебя есть бейсболка?
– Да.
– Натяни ее поглубже на лоб. Шапочка, кроссовки, джинсы. И гони сюда как можно быстрее.
– Куда именно?
– В «Маленькую Японию». На пешеходную улицу.
Я промолчал, прекрасно зная, что за исключением нескольких баров и кофейни «Деннис» на ночь там все закрывалось.
– Сколько тебе понадобится, чтобы добраться сюда? – спросил Ренна.
– Если пару раз нарушить правила, то минут пятнадцать.
– Постарайся уложиться в десять.
И уже через девять минут на полной скорости я подлетал к импровизированной баррикаде, образованной поставленными патрульными автомобилями там, где пешеходная торговая Бьюканен-стрит упиралась в проезжую Пост-стрит. Позади полицейских машин я сразу заметил фургон судебного медика и три микроавтобуса «скорой», все двери которых были распахнуты, но внутри царила непроницаемая тьма.
В ста ярдах от первого препятствия я остановился перед зданием Японского культурного центра, заглушил мотор и, покинув удобное сиденье из черной жатой кожи, направился в ту сторону, где царило оживление. Мрачный и небритый Фрэнк Ренна мгновенно отделился от большой группы местных полицейских и встретил меня на полпути. Позади его приближавшейся ко мне массивной фигуры небо озаряли непрерывно вращавшиеся красные и синие огни проблесковых маячков десятков патрульных автомобилей.
– Похоже, нынешней ночью здесь собралась вся армада?
В ответ он еще больше нахмурился.
– Близко к тому.
Полицейское управление Сан-Франциско часто консультировалось со мной по японским проблемам, хотя зовут меня Джим Броуди, во мне шесть футов и дюйм роста, вешу я сто девяносто фунтов, волосы темные, глаза голубые. Да, и чуть не забыл: я белый, то есть европеоид.
Так с какой же стати?
Дело в том, что первые семнадцать лет жизни я провел в Токио, где, собственно, и родился в семье сурового отца, американца ирландского происхождения, всем делом жизни которого была защита закона и порядка, и матери-американки – женщины утонченной, увлекавшейся живописью. С деньгами обстояло туго, а потому я учился в обычной местной школе, а не в одном из роскошных, но космополитических американских образовательных центров. Именно это и позволило мне как губке впитать язык и культуру японцев.