Убийства в монастыре, или Таинственные хроники
Шрифт:
Отец.
Строгий, бранящийся, но все же печальный отец ходил перед ней.
Рихильдис, сестра, вцепилась в ее руку.
Мать, плечи которой дрожали.
Два дня назад младший брат, названный в честь родоначальника храбрых норманнов Гийомом, беспечно побежал к пенящимся волнам. Когда он захотел вернуться на пляж, к сестрам, его схватили жадные руки сказочного существа. Они прятались в песке и утянули его за собой. Никто
— Как ты могла забыть это?
Роэзия закашлялась. В горле все еще чувствовался песок. Она слышала, что спросила сестра, ее вопрос напомнил ей слова, которые произнесла прошлым вечером сестра Иоланта.
— Как вы могли забыть, уважаемая мать, что София сожгла первую хронику и начала писать вторую?
Она смотрела не нее, не веря своим ушам. Книга ее памяти была пуста. Она захлопнулась не случайно и не из-за давности произошедшего, а повинуясь ее же воле, ее стремлению избавиться от всего мучительного и печального.
— Я... я не знаю, — пробормотала она.
— Но уважаемая мать, — воскликнула сестра Иоланта, — с тех пор как вы пришли в этот монастырь, вы были ближайшей доверенной Софии. Некоторые сестры знали ее прежде и ненавидели ее, другие были слишком молоды, чтобы сблизиться с нею. Вы же пользовались каждой минутой, чтобы насытиться ее мудростью и ученостью. Она разве не давала вам уроки?
— Да, правда, но... но о ее жизни я никогда...
— Не могу поверить, что вы не знаете того, что известно даже такой, как я! После смерти королевы Изамбур София уничтожила хронику, над которой работала всю свою жизнь. И начала писать новую, совсем другую. Как вы могли забыть это ?
В ее голове зашумело. Возникшие перед ней картины — как София говорит, пишет, уничтожает хронику— были такими размытыми, будто она смотрела на них сквозь вуаль.
— Как ты могла это забыть? — вдруг раздался пронзительный голос ее сестры Рихильдис.
Спустя три дня после того как погиб брат, Рихильдис захотела поговорить с ней об этом горе. Но Роэзия посмотрела на нее с изумлением, как вчера на сестру Иоланту, так, будто Рихильдис говорила о чужом человеке. Имя Гийома стало для нее пустым звуком. Отчаяние, горе, а также стыд от того, что она не смогла удержать его, что отпустила в опасное место, — все эти чувства побледнели, как и все остальные огорчения в ее жизни.
— Ты не просто убегаешь в мир мыслей, когда происходит что-то ужасное! — кричала Рихильдис.— Нет, ты ищешь приют в забвении даже тогда, когда все страшное уже давно позади. Ты никогда не оглядываешься!
Роэзия не знала, сколько времени. Может, полночь, а может, скоро будет светать. Голоса разбудили ее, и вместо того чтобы, как обычно, смущенно сжаться, она прислушалась к их посланиям, оделась и зажгла масляную лампу.
Хроника Софии.
Вторая хроника Софии.
«Я должна найти ее. Я должна остановить убийства».
Виски сковала боль, но она боролась с болью, как и с желанием забыться.
«Я должна вспомнить. Как она сожгла первую хронику. Как написала вторую. И где ее спрятала».
Она крадучись вышла в коридор, следуя за желтым кругом, который отбрасывала на пол лампа, и вдруг с ужасом поняла, где следует искать покрытое тенью прошлое.
Глава XV
1213-1214
Брат Герин изменился.
Его ноги и руки были слабыми и тонкими, как у ребенка, но у него появился небольшой животик, заметный даже под длинным черным плащом. Его лицо осталось худым, но из-за теперь совершенно лысого черепа казалось больше, а его по-женски мягкие губы показались Софии разбухшими.
В отличие от многих мужчин при дворе он не носил парик, так же, как раньше, никогда не вплетал в свои жидкие волосы желтые шелковые или золотые нити, чтобы они казались более пышными.
То, что комфорт и роскошь по-прежнему не имели для стареющего советника короля никакого значения, подтверждало и его скромное жилище. Прежде, когда весь дворец выглядел убогим и грязным, его комнатка казалась чистой и уютной. Но теперь она напоминала келью монаха-аскета, который питается водой и хлебом и искупает грехи ударами бича. Стены были холодные и голые, как и пол.
София дрожала от холода еще сильнее, чем в комнате дофины. Напротив, брат Герин, казалось, вовсе его не ощущал. Даже его правая нога больше не дрожала. На его щеках выступили небольшие красные пятнышки, свидетельствуя о том, что он находится в радостном и приподнятом настроении.
— У меня получилось! — торжествующе воскликнул он. — Король послушал меня. Наконец он стал благоразумным и выказал готовность положить конец многолетней ссоре с папой. Он согласен подчиниться его воле и даже признать Изамбур своей супругой! Он больше не злится на меня за то, что я навязал ему этот несчастный брак.
По брату Герину нельзя было понять, помнит ли он Софию. Он не разглядывал ее лицо, не искал изменений в нем, а подошел к ней, как к любому другому человеку, которому в момент прекрасного настроения вдруг захотел рассказать о своих успехах.
Его счастливый смех прозвучал странно, как и его слова. Но София этого не заметила.
— Вы сломали жизнь Теодору! — заявила она, ожидая, что он сразу поймет, о чем речь.
Так и случилось, но только он не позволил ей испортить ему отличное настроение. Он принялся быстро расхаживать по комнате.