Убийство-2
Шрифт:
В кладовке отцовского дома Луиза Рабен разбирала не только вещи. Она разбирала обломки жизни, которую хотела оставить в прошлом.
В одну сторону документы: коробки с медицинскими справками, гарантийными талонами на машину и бытовую технику, страховки, рецепты, счета. Отдельно личные вещи: письма в конвертах со штампами таких уголков мира, где она не побывает никогда; фотографии, от которых щемило сердце; старенькая видеокамера, которой уже давно никто не пользовался.
Рядом с камерой лежала видеокассета. На ярлычке дата: за несколько
Прошлое похоронить нельзя. Что прожито, то прожито. Все это останется с ней навсегда, а самое главное свидетельство их любви — сын.
И она не будет прятаться от своего прошлого.
Луиза вставила кассету в камеру, прошла с ней в свою бывшую, теперь уже почти пустую комнату, подключила провод к маленькому телевизору напротив кровати. Потом села и стала смотреть.
Это был жаркий летний день на острове Амагер. Тот же пляж, но только залитый солнцем и так непохожий на то холодное унылое место, где они расстались с Йенсом.
А вот и Йенс. Молодой, чисто выбритый, счастливый и здоровый. Весело улыбается в объектив и говорит: «Вода чудесная. Пойдем! Пойдем же, Луиза, окунись… Ну что, слабо?»
Она моргнула. Камера тогда стояла на штативе, теперь он тоже валялся в кладовке. Йенс любил так снимать, говорил, получается естественнее.
Смазанное изображение выравнивается, и она видит на песке черную тень от штатива, похожую на огромное насекомое.
В кадре появляется она сама — беременная, в ярком цветастом купальнике, который выбирал Йенс. Со смехом машет руками: «Не надо, не снимай меня. Я слишком толстая и некрасивая».
Какой молодой она тогда была. Жизнь впереди казалась безоблачной и счастливой.
Из-за камеры к ней подходит Йенс, шутливо грозит ей пальцем.
«Не говорите глупостей, юная леди, — произносит он своим строгим сержантским голосом. — Вы прекрасны, Луиза Рабен».
Она смеется и поет: «Вы так прекрасны…» [4]
Он целует ее. Она целует его. Гладит руками его лицо, запускает пальцы в светлые волосы.
Чувствуя медленно ползущие по щекам слезы, Луиза смотрела в экран.
4
«You Are So Beautiful» — песня Денниса Уилсона, больше всего известная в исполнении английского певца Джо Кокера.
Потом она отвернулась к коробке с письмами. Сколько же их. Неожиданно она поняла, что может вспомнить каждое нежное слово из этих выученных наизусть строк, которые он писал ей каждую неделю, как бы далеко ни забрасывала его военная судьба и в какие бы переделки он ни попадал.
Сзади послышался какой-то звук. Она быстро вытерла лицо рукавом. В комнату вошел Кристиан Согард, держа в руках банку с краской. Она сама попросила его об этом. Согард был в походной форме, уверенный, как всегда. Настоящий офицер. Совсем не такой, как Йенс. Никогда
— Простите, что опоздал. Весь день пришлось проторчать в полиции. Кретины.
Она вытерла слезы, но тут же набежали новые. Их слишком много, чтобы скрыть.
— Ладно, — негромко произнес Согард. — Сейчас неудачное время, как я вижу. Зайду попозже.
— Нет. Останьтесь.
Она нажала на паузу, счастливые Луиза и Йенс застыли в объятиях друг друга, но изображение тотчас исказили кривые полосы, словно и сама их любовь больше не была такой чистой и крепкой, как раньше.
Согард на мгновение задержал взгляд на экране и сразу отвернулся. Луиза отключила провода, вынула кассету. Положила ее в коробку с письмами, выключила телевизор. Потом поставила коробку на пол и оттолкнула ее ногой в сторону.
— Йонас дома? — спросил Согард.
— Нет, сегодня он остался в гостях у одного мальчика из сада.
Ей хотелось бы сказать «у друга», но тот мальчик не был другом. Йонас ни с кем по-настоящему не сдружился.
Она все смотрела на отключенный телевизор. Согард опустил наконец банку с краской на пол, сел на край кровати рядом с Луизой, взял ее за руку.
— Луиза, это не ваша вина. Вы продержались даже дольше, чем любая на вашем месте. Вы старались, боролись. Я знаю. Я наблюдал за вами.
— Наблюдали?
— Да. Каждую минуту.
Он собирался уходить, но Луизе не хотелось оставаться одной. Надо было сделать серьезный шаг. Принять важное решение.
— Что вы будете делать вечером? — спросила она.
Он встал, сунул руки в карманы. На лице у него было написано смущение, но в то же время робкая надежда.
— Так, ничего особенного.
Она улыбнулась:
— Никого не ждете?
— Нет. Один, как обычно.
— Я тоже, — сказала она. — Хотите вина?
— С удовольствием.
— И костер?
Он с недоумением посмотрел на нее. Луиза Рабен подняла с пола коробку с письмами, видеокассетой и прочими воспоминаниями.
— Мне нужно кое-что сжечь. И мне не помешал бы свидетель. — Она помолчала. — Я хочу, чтобы это были вы.
Здание библиотеки находилось в глухом темном переулке. Света в окнах почти не было видно. Лунд велела Странге выключить маячок и сирену и остановила машину не у входа, где уже стояли два довольно старых автомобиля, а на некотором отдалении.
Она прошла вперед, посветила фонариком в окна «форда». Ничего интересного. А вот на полу под пассажирским сиденьем желтого «фольксвагена» лежала кипа больших бумажных конвертов. Судя по эмблеме армии и печати отдела кадров, это были личные дела офицеров, украденные в Хольмене.
При ходьбе Лунд постоянно чувствовала пистолет, висящий в кобуре на поясе.
Она позвонила в управление, попросила проверить регистрационные номера «форда». Ответ пришел через минуту.
— Это машина Сконинга, — сказала она Странге. — Пойдем внутрь? Или будем ждать?