Убийство-2
Шрифт:
Ей вдруг захотелось спросить, чем он красит волосы, но она сдержалась. Вместо этого она сложила на груди руки и заявила, глядя на него в упор:
— Если вы будете мне мешать, я обращусь в прессу. Я соберу журналистов и телерепортеров со всей Дании и заставлю их задать вам те же вопросы. Выбирайте.
Он метнул на нее яростный взгляд.
Вернулся Брикс, и Арильд вместе с ним вышел в коридор, отделанный черным мрамором.
— Мы передадим вам всю информацию, какую только возможно, — сказал генерал, демонстративно обращаясь лично к
После этого он удалился.
— С чего он вдруг передумал? — спросил Брикс.
— Женское обаяние.
— Как вы себя чувствуете?
Рана больше не болела, синяки постепенно бледнели.
— Нормально, — сказала Лунд.
— Рабен в сознании, хочет говорить. Адвоката не просит.
Лунд взяла ключи от машины.
— Возьмите с собой Мадсена! — крикнул Брикс ей вслед.
Но Мадсен висел на телефоне, и она поехала в больницу одна.
Этим утром Бук четыре раза почистил зубы, но от вкуса вчерашнего кимчи так и не избавился. Он собрал в зале для приемов сотрудников министерства и встал перед ними в чистом костюме, синем джемпере и белой рубашке, которой не помешала бы глажка. На галстук у него не было душевных сил.
Плоуг и Карина стояли у него за спиной с бунтарским видом.
— Прежде всего простите, что своей неумелостью я поставил всех вас в неловкое положение, — начал Бук. — Вот в газетах пишут, что я простой фермер из Ютландии.
Карина пробормотала что-то невнятное.
— Похоже, — продолжал Бук, — так оно и есть. Лично мне очень жаль, что приходится уходить, потому что работать с вами было легко и приятно. Вы заслуживаете лучшего. Надеюсь, мой преемник, кем бы он или она ни оказались, будет достоин этой должности.
Плоуг зааплодировал. Карина подхватила, и вскоре все хлопали ему, отчего Бук смутился. Похоже, что между ним и этими людьми уже возникла какая-то связь, а он и не заметил.
После этой речи Бук вернулся к себе в кабинет, Плоуг и Карина решительно последовали за ним.
— Ваше расписание на сегодня, — сказала Карина, кладя на его стол лист бумаги. — Надо будет предоставить в аппарат премьер-министра текст вашего заявления о снятии полномочий и организовать соответствующий обмен документами.
Бук опустил в стакан две таблетки от головной боли, залил их водой из графина.
— И что касается Рабена… — добавила она.
— Все, Карина, хватит об этом. — Бук посмотрел на нее, потом на Плоуга. — Пожалуйста, простите меня за вчерашнее поведение. Не знаю, что на меня нашло… Вы не поможете мне составить письмо с извинениями в адрес несчастных корейцев?
Они молчали.
— Вы оба были так добры ко мне, всегда поддерживали. А я только все портил.
— Томас… — опять заговорила Карина.
— Нет, не перебивайте меня. Думаю, моя отставка — правильное решение. Так будет лучше и для правительства, и для министерства.
Он вспомнил натянутый утренний
— Так будет лучше и для меня тоже. Я хочу вернуться домой. Мне нужно домой. Вот…
Он нагнулся и вытащил из-под стола бутылку дорогого арманьяка, которую выбрал для Плоуга.
— Желаю вам всего наилучшего, Карстен. И вам… — Он протянул Карине коробку шоколадных конфет.
У Плоуга зазвонил телефон, и он, извинившись, отошел в сторону.
— Ему не понравился арманьяк? — спросил Бук у Карины.
— Дело не в этом. — Она обернулась и посмотрела на Плоуга, который углубился в разговор. — У него другие заботы сейчас.
— Какие заботы?
Она вздохнула:
— Его вызывал к себе премьер-министр. Кажется, грядет реорганизация аппарата правительства.
Бук залпом выпил воду с таблетками. Он знал, что его карьера кончена, и согласился с этим, но ему и в голову не приходило, что Грю-Эриксен будет вымещать свое недовольство и на других сотрудниках министерства.
— Плоуга хотят назначить на пост консультанта Евросоюза в Скопье. — Она пожала плечами. — Если Плоуг уйдет, мне тоже придется искать другую работу, но я даже рада.
— Все это так неправильно…
— Таков порядок. Звонила Конни Веммер. Она хочет объяснить…
— Нет!
— Она сказала, что должна поговорить с вами лично. Только с вами. Мне кажется, что вам…
Бук попытался улыбнуться, отпил еще воды.
— Мы проиграли, Карина. Все кончено. Я поговорю с Грю-Эриксеном относительно вас и Плоуга. Недопустимо, чтобы вы расплачивались за мою некомпетентность и глупость.
— Не говорите так! — выкрикнула она. — Это неправда.
— Я все исправлю. Если смогу.
Лунд сидела у постели Рабена в больничной палате и слушала его твердый, решительный голос, прерываемый только гудением и попискиванием медицинских аппаратов вдоль стены.
Она включила диктофон, поэтому ничего не записывала. Рабен утверждал, что начинает понемногу вспоминать то, что случилось в Гильменде. Ей предстояло принять решение: кому верить.
— Мы находились в зеленой зоне. В девять тридцать утра поступило сообщение, — говорил Рабен. — Оно пришло на частоте для экстренных вызовов. В нем говорилось, что некое датское подразделение подвергается обстрелу.
На его плече была свежая повязка. Врач сказала, что капельницы и другие реанимационные меры уже не нужны. Рабен был крепким мужчиной, он быстро шел на поправку.
— Мы должны были переправиться через реку, чтобы помочь им. Томсен вам рассказывала, что там случилось?
— Я бы хотела услышать от вас.
— Мост был заминирован. Я оставил ее вместе с ранеными. Мы добрались до деревни. — Он испытующе смотрел на нее. — Никакого датского подразделения там не было. Только один офицер, который забаррикадировался в доме вместе с семьей местных и не высовывался.