Убийство-2
Шрифт:
Бук по-прежнему не говорил ни слова.
— А меня переводят в Скопье, — сказал Плоуг, чтобы нарушить молчание. — Оказывается, это где-то в Македонии.
Бук посмотрел на микрофоны, видные в раскрытую дверь.
— Томас, — тихо проговорила Карина. — Если вы собираетесь что-то делать, вам нужно поторопиться.
— Когда начнется голосование?
— Скоро.
— А Краббе там?
— Конечно.
Он схватил со стола желтую папку и встал.
— Но ведь Краббе здесь совсем
— Он порядочный человек, — крикнул Бук в ответ. — Да, он мне не нравится, но… — Он помахал папкой. — Краббе — это все, что у меня есть.
Фолькетинг перед началом голосования напоминал театр во время антракта между актами. Мужчины и женщины в деловых костюмах медленно прохаживались в вестибюле, тихо переговаривались в прилегающих коридорах, собираясь в небольшие группы.
Бук успел увидеть, что Краббе разговаривает с одним из помощников Грю-Эриксена в дальнем конце вестибюля. Через минуту он прошел в сторону туалетов.
Возле писсуаров никого не было, поэтому Бук направился к кабинкам за белыми дверями.
— Краббе? — тихо позвал он. — Вы здесь? Я знаю, вы здесь. Я видел, как вы сюда заходили. Краббе!
Он прошел вдоль всех кабинок, выискивая красный флажок на замке и ноги под дверью. Только одна оказалась занятой. Не выпуская из руки желтую папку, Бук подтянул на коленях брюки, опустился на пол и прижался бородой к холодному кафелю, пытаясь заглянуть внутрь.
— Краббе, это вы?
Ему были видны только пара черных брючин вокруг тощих лодыжек, блестящие ботинки и очень пестрые трусы.
— Черт бы вас побрал, Бук, — раздался наконец возмущенный голос. — Это уже чересчур. Если хотите поговорить со мной, позвоните моему секретарю. А сейчас, если позволите, я бы хотел остаться один.
— Заключение врачей, в котором говорится о лишней руке, было отправлено по факсу в августе, — сказал Бук, все еще стоя на четвереньках и заглядывая под дверь. — А исправленный отчет прибыл только в октябре!
— В октябре? — переспросил Краббе.
Бук положил желтую папку в щель под дверью.
— Вы понимаете, что это значит? — спросил он, просовывая документы невидимому Краббе. — Вот, первым идет отчет, где предполагается убийство мирных граждан.
К полу протянулась рука и забрала наверх папку.
— Что, никак не хотите смириться с мыслью об отставке?
Бук встал на ноги, оглядывая дверь и прикидывая, насколько крепок замок, если вдруг понадобится открывать ее силой.
— Ничего подобного. Просто я хочу знать правду, и вы тоже. Понимаете, о чем я? Несмотря на первое заключение, никто палец о палец не ударил целых два месяца. Два месяца!
Он стукнул
— Значит, не было никакой срочности, — отозвался Краббе. — Это рука смертника.
Прежде чем Бук успел ответить, дверь кабинки распахнулась, Краббе вышел и направился к раковинам.
— Почему никто ничего не сказал за все это время? — возмущенно спросил Бук.
Он двинулся вслед за Краббе и встал рядом, наблюдая, как тот тщательно намыливает руки и долго моет их под горячей водой.
— Когда пришло первое заключение, Грю-Эриксен предлагал увеличить финансирование армии, чтобы отправить в Афганистан еще больше наших военных. — Бук ткнул пальцем в бумаги, которые Краббе положил на край раковины. — Вот здесь и здесь, посмотрите сами. И средства были выделены без лишних споров в октябре, когда парламент вернулся с каникул.
Краббе скосил взгляд на документы.
— Вы и ваша партия голосовали за это, — продолжал Бук. — И я тоже. Как вы думаете, наш энтузиазм бы поубавился, если бы мы узнали о бесчинствах наших солдат?
— Нет никаких доказательств. Это только домыслы. — Краббе вернул ему папку. — Я не верю, что Грю-Эриксен манипулирует всеми нами…
— Как раз это он и делает, черт возьми! Сами посмотрите!
Краббе поднес ладони к сушильному аппарату.
— Идите, голосуйте за еще более жесткие меры, раз вам так хочется. Но в результате пострадают невинные люди. Те несчастные иммигранты не убивали наших людей. Это кто-то…
— Кто? — спросил Краббе.
— Не знаю. Кто-то из своих. Я прошу у вас помощи. Думаю…
— Мы столько работали ради этого…
— Краббе! — твердо сказал Бук. — Давайте говорить начистоту. Почти все, за что вы выступаете, я ненавижу. Уверен, по отношению к моим убеждениям вы испытываете то же самое. Но я знаю одно… — Он помахал толстым пальцем перед носом Краббе. — Вам не нравится, когда вам лгут. И вам не нравится, когда вас используют. — Он поднял руку с желтой папкой. — Вот видите, — сказал он. — У нас есть кое-что общее. И теперь вопрос только в том…
Краббе внимательно слушал.
— Что нам с этим делать?
Торжественная церемония в честь отправки нового подразделения завершилась, и Торстен Ярнвиг стоял перед актовым залом и смотрел, как бойцы прощаются с семьями. Согард тоже был здесь.
— Кажется, они уезжают с хорошим настроем, — сказал он, подойдя к полковнику.
— Вы не говорили мне, что за пять дней до вылазки Рабена у нас были радиопереговоры. — Ярнвиг швырнул документы на капот джипа Согарда. — Мне пришлось самому проверять все записи, час за часом.