Убийство Кирова. Новое расследование
Шрифт:
Бухарин не оспаривает выводы Ежова и цитаты из письма, которые звучат следующим образом: [117]
Второй документ — тоже дружба такая, довольно подозрительная: известный человечек был такой, террорист Котолынов, организатор убийства т. Кирова, наводчик Николаева. Так вот, видите ли, тоже в 1934 г. Бухарин пишет… {Голос с места. Кому?) Медведю в Ленинград. Он пишет: «Дорогой товарищ Медведь, у тебя зашился один работник, — и просит потом, — хорошо было бы разгрузить от административных дел, есть у вас в Ленинграде такой парень Ваня Котолынов», словом, сообщает ему подробную характеристику со слов других, называет о том, что его может рекомендовать Смородинов. Потом пишет: «Я оставляю в стороне, что он исключался из партии, и знаю только, слышал о нем как об очень талантливом парттысячнике». (Бухарин:
116
Это лишь часть контекста, в котором на следует рассматривать письмо, рекомендующее Котолынова. Ибо к 26 февраля 1937 г., дате доклада Ежова, Второй московский процесс, проходивший 23–30 января 1937 г., уже завершился. Конечно, его показания против Бухарина на этом суде также образует часть контекста, в котором Ежов представил свой доклад о двух письмах Бухарина. В другой части настоящего исследования мы рассмотрим, что убийство Кирова сыграло важную роль на Январском процессе 1937 г.
117
118
«Вопросы истории», 1993, № 2. С. 27.
По поводу письма Бухарина Ярославскому Ежов подчеркнул, что Бухарин написал рекомендацию, что Владимир Слепков, исключенный из партии, был принят обратно, все время зная, что он был членом подпольной оппозиционной фракции. Астров уже показывал, что Бухарин активно руководил этой подпольной оппозиционной группой, в которой Владимир Слепков был членом ленинградского филиала.
Бухарин не отрицал, что написал это письмо, и не опровергал характеристику его содержания Ежовым. Однако Бухарин заявил, что не знал об оппозиционной деятельности Владимира Слепкова, таким образом прямо опровергая показания Астрова. Единственным ответом Бухарина на показания Астрова и других — по-видимому, многих других — его сторонников, которые давали показания против него, было то, что они «имели зуб на него», так как он нападал и критиковал их.
В своем письме Сталину Бухарин даже не пытался объяснить, почему он предлагал восстановить в партии человека, лежавшего в психиатрической больнице, который написал ему одно «сумасшедшее письмо» и которого незадолго до этого исключили из партии. Сталин вряд ли бы просмотрел эту оплошность.
Более того, Бухарин писал не в первичную парторганизацию Слепкова, не в вышестоящий орган и даже не к кому-то из партийного руководства Ленинграда. Он писал даже не Кирову, которым Бухарин, как он утверждал, восхищался. Вместо этого Бухарин обратился прямо наверх, к Емельяну Ярославскому, члену Центральной Контрольной комиссии (или, если соответствовать дате письма, Комиссии Партконтроля). Ярославский не только был человеком, который мог прямо настоять на том, чтобы кого-то снова приняли в партию. Было также маловероятно, что он знал о Владимире Слепкове. Главные партийные органы в Ленинграде, и, разумеется, сам Киров, знали бы о Слепкове и его оппозиционном прошлом. Таким образом, Бухарин, по-видимому, пытался восстановить Слепкова через голову ленинградской партийной организации.
Было бы бессмысленно для рядового члена партии рекомендовать такого человека, как Владимир Слепков. Но, несомненно, это имело бы смысл, если бы Бухарин знал, что Слепков был соучастник заговора. Весь смысл тактики «двурушничества» состоял в том, чтобы «подтачивать изнутри», удержать как можно больше и как можно более влиятельных должностей в партии. Трудно объяснить поступок Бухарина как-либо иначе. Как минимум, это вызвало бы подозрение.
Именно в этом контексте мы должны рассмотреть письмо Бухарина с рекомендацией Котолынова Медведю. Настаивая на том, что он не знал его лично, Бухарин написал письмо, рекомендуя Котолынова на должность администратора в ленинградском НКВД, несмотря на то что Котолынов был ранее исключен из партии за оппозиционную деятельность. Здесь тоже Бухарин действовал через голову ленинградского партийного руководства, включая Кирова. Любой исследователь заинтересовался бы, с какой стати он это делал. Объяснение Бухарина, что он сделал это, потому что Талмуд попросил его об этом, не оправдало бы тоже поступок Бухарина. Члены партии должны были рекомендовать людей, которых они знали и которым они доверяли.
Дальнейшие свидетельства о том, что Бухарин давно знал о Котолынове и его оппозиционных симпатиях, исходят от исследователя Владимира Боброва в его электронном письме ко мне от 31.10.2011:
Бухарин присутствовал и выступал на VII съезде комсомола, где Котолынов открыто выступил против Сталина и сталинской политики. Бухарин выступал позже Котолынова и, возможно, даже упоминал того в своей речи («VII съезд ВЛКСМ. Стенографический отчет» М.; Л., 1926; выступление Котолынова — с. 108 и где-то рядом; выступление Бухарина — с. 230–258). Точнее можно узнать, обратившись к тексту стенограммы съезда, чего я пока не сделал. Во-вторых, Котолынов, а также Румянцев и Левин были исключены из партии на XV съезде ВКП(б) как «активные деятели троцкистской оппозиции» среди таких деятелей, как Бакаев, Гертик, Радек, Дробнис, Евдокимов и др. (всего 75 человек плюс 23 человека из группы Сапронова).
Бухарин присутствовал на съезде, наверное, и голосовал за исключение, поэтому не мог не знать, кто такой Котолынов.
Интересно, что Котолынов назван среди «активных деятелей троцкистской оппозиции». Как представляется, именно этим объясняется то, что в первых документах и, в частности, в телеграмме Агранова Сталину и Ягоде от 5 декабря 1934 года говорится, что «Котолынов известен Наркомвнуделу как бывший активный троцкист-подпольщик».
Боброву удалось найти и проверить протокол VII съезда комсомола. Котолынов упоминается в протоколе этого съезда, как критикующий представления о том, что нужно быть «сталинистом», а не «ленинцем» [119] .
119
Слезин А.А. Молодежь и Власть. Из истории молодежного движения в Центральном Черноземье 1921–1929 гг. — Тамбов: Изд-во ТГТУ», 2002. С. 40. Заметка 150.
Котолынов:…У нас психология такая создается: ты на кого? Сталинец или не сталинец? Если не сталинец, — жми, дави, загоняй подальше, даже так, чтобы не пикнуть. Мы должны бороться с такой психологией. Это в нашем союзе ничего общего с ленинским воспитанием не имеет, и нужно разъяснить, что наш союз не сталинский, а ленинский [120] .
Ежов говорил, что эти два письма Бухарина являются «странным знакомством с террористами» — странным, то есть, если бы Бухарин был невиновен в подпольной оппозиционной деятельности, как он заявлял. Но с учетом всех доказательств, имевшихся к 26 февраля 1937 г. об участии Бухарина в подпольном заговоре правых, следователям, наверное, показалось маловероятным, что его рекомендация Котолынову, которого по его признанию он не знал, была просто очень странным совпадением.
120
VII Съезд Всесоюзного Ленинского Коммунистического Союза Молодежи. 11–22 марта 1926 года. Стенографический Отчет. — М.: «Молодая Гвардия», 1926. С. 108.
Показания, полученные на Январском 1937 г. и Мартовском 1938 г. московских процессах, указывали на то, что Бухарин был согласен с тактикой террора. На Мартовском 1938 г. процессе Ягода и Вышинский выразили недоверие по поводу того, что Бухарин мог не знать о том, что готовится план убийства Кирова. Однако вопрос о письме Бухарина в поддержку Котолынова, по-видимому, больше никогда не поднимался, ни на процессах (протоколы которых есть у нас), ни в тех немногих досудебных следственных материалах, которые были опубликованы для исследователей.
Таким образом, либо Бухарин не знал, что Котолынов состоял в секретной зиновьевской группе, которая готовила покушение на убийство Кирова, либо обвинение не смогло доказать, что он знал, и поэтому не поднимало этот вопрос на Мартовском московском процессе 1938 г. Это не означает, однако, что его рекомендация Котолынову не могла быть поставлена ему в вину.
У нас нет абсолютно никаких следственных материалов по Д. Л. Талмуду, от имени которого Бухарин, как он заявил, написал письмо, о котором идет речь. Фамилия Талмуда не фигурирует в самом обширном списке «жертв сталинизма», списке, хранимом обществом «Мемориал». Биографическая информация, имеющаяся о нем, чрезвычайно поверхностна и не упоминает никаких репрессий [121] .
121
http://www. ipme. nw. ru/mirrors/PRAN/www/info/44/4429. htm Лауреат Сталинской премии Давид Львович Талмуд подписал неопубликованное письмо в «Правду» в начале 1953 г., критическое в отношении Еврейского антифашистского комитета и Комитета совместного распределения.
Чуть более длинная биография Д.Л. Талмуда на полуофициальном сайте Александра Яковлева не упоминает о его сотрудничестве с НКВД (см. http: //www. alexanderyakovlev. org/almanah/inside/almanah-doc/person/1004070). Текст неопубликованного письма доступен во многих местах (см. например:almanah/inside/almanah-doc/55578).
Глава 17. Эссе Люшкова
Генерал НКВД Генрих Самойлович Люшков перешел на сторону японцев 13 июня 1938 г., перейдя через границу в Манчжурию. Он дал несколько пресс-конференций и написал статьи, критикуя Сталина, а также советские партию и правительство. Как минимум на одной пресс-конференции, отчет о которой был опубликован в «Асахи Симбун» 2 июля 1938 г. и в «Йомиури сим-бун» на следующий день, и в длинной статье в японском журнале «Кайдзо» в апреле 1939 г. Люшков рассматривал убийство Кирова. Будучи следователем НКВД, Люшков участвовал непосредственно в расследовании убийства Кирова и в более поздних допросах Зиновьева и Каменева до Августовского процесса 1936 г.