Убийство на площади Астор
Шрифт:
– Спасибо за информацию, Сара, – произнес ван Дамм, вслед за чем полностью погрузился в свои мысли, как бы отгородившись от собеседницы и не выказывая истинных чувств. Этот трюк был знаком Саре по собственному отцу: тот всегда им пользовался, когда не желал более обсуждать особенно неприятную проблему. Например, историю Мэгги. – И спасибо, что заехали. Уверен, Мина высоко это ценит.
Сара могла бы ему возразить, но решила просто молча уйти. Пребывание в этом доме среди этих людей вызывало слишком много болезненных воспоминаний. Пробормотав соответствующие слова соболезнования, женщина
И с чего она вдруг решила, что может тут чего-то добиться? Если Корнелиус ван Дамм пожелает, чтобы убийство его дочери было раскрыто, оно таки будет раскрыто, даже если это будет означать, что делом лично займется суперинтендант полиции. А если он не желает, чтобы оно было раскрыто… Ну тогда ни Сара Брандт, ни кто-либо еще не в силах что-то изменить. Сара сделала все, что могла. А теперь ей остается только подождать и поглядеть, что произойдет дальше.
– Убийца младенцев! Детоубийца!
Эти выкрики мальчишек подсказали Фрэнку, что женщина, которую он искал, где-то на подходе. Он уже почти час сидел на крыльце довольно уютного дома на Грэмерси-парк, используя это свободное время, чтобы поразмыслить над фактами в деле об убийстве Алисии ван Дамм. Он не пришел ни к каким проясняющим ситуацию умозаключениям. Возможно, женщина, которую он тут дожидался, сумеет ему помочь.
Эмма Петровская оказалась дамой средних лет и весьма значительных объемов. Она с трудом передвигалась по улице, опираясь на клюку с серебряным набалдашником. Такие трости вошли в моду, когда королева Виктория в старости стала пользоваться чем-то подобным, но Фрэнк подозревал, что миссис Петровская пользовалась клюкой вовсе не потому, что это модно. Скорее всего, у нее подгибались колени от такой нагрузки. Чтобы перемещать свой огромный вес, ей просто необходима дополнительная опора.
Поначалу Фрэнк решил, что у Эммы и со слухом плоховато: она вроде как вообще не слышала вопли орды беспризорных ребятишек, наседавших на нее. Это все были грязные, одетые в лохмотья, босоногие уличные мальчишки, которые торговали газетами или ваксой для сапог, чтобы заработать на кусок хлеба. Они ночевали в подворотнях, в дренажных штольнях или на улице. Собственные родители выперли их из дома, заставив самостоятельно заботиться о себе и добывать пропитание.
– Детоубийца! Детоубийца! – орали они.
Похоже, эти беспризорники нашли кого-то ниже себя на общественной лестнице и могли безнаказанно над ним издеваться. Несмотря на дорогое платье, подол которого Эмма приподнимала типично женским жестом, поддерживая свободной рукой, дабы уберечь от уличной грязи, в социальном плане, несмотря на роскошный дом, эта женщина мало чем отличается от уличных босяков.
Но если Фрэнк решил, что Эмма не слышит несущихся в ее сторону оскорблений, то он ошибался. Она их просто игнорировала. А когда добралась до своего дома, то остановилась, неспешно открыла сумку и достала что-то, зажав в кулаке. Фрэнк на секунду подумал, что женщина хочет ответить обидчикам. Хотя он с трудом мог представить, чем таким она могла в них запустить, чтобы причинить мальчишкам хоть какой-то вред. Но когда Эмма размахнулась и
И вся эта беспризорная шпана тут же принялась толкаться, пихаться и ползать по мостовой. Каждый старался собрать как можно больше монет, пока до них не добрались сотоварищи. А Эмма Петровская, уже забытая босяками, повернулась и потащилась вверх по ступеням.
И только сейчас заметила Фрэнка, который поднялся на ноги, чтобы с ней поздороваться.
– Это побудит их и дальше вас дразнить, – мягко заметил он.
– Зато поможет мне уберечься от кое-чего похуже, – ответила женщина, втаскивая свой немалый вес на очередную ступеньку. – Вы кто такой и что вам от меня нужно? Я не разговариваю с газетными репортерами. Стало быть, если вы из них…
– Нет, я из полиции. – Фрэнк показал свой значок. – Детектив-сержант Мэллой.
Если миссис Петровская испугалась – а она вполне могла испугаться, поскольку ее профессия запрещена законом, – то никак этого не выказала. Вместо этого женщина лишь презрительно фыркнула.
– Я ежемесячно плачу за «крышу» и за протекцию. Можете спросить у своего капитана. И он прикажет вам не досаждать мне.
– Я и не собираюсь вам досаждать. Хочу только задать несколько вопросов. О девушке, с которой вы могли встречаться.
– Я встречалась со многими девушками, детектив-сержант. Такая уж у меня профессия.
Эмма добралась до парадной двери, и ее огромный объем заставил Мэллоя отступить в сторону. Женщина вставила ключ в замочную скважину.
– Но эту девушку убили.
Эмма Петровская оглянулась на детектива. Ее глаза цвета глины таращились на него, словно два тусклых шарика, из складок жира, из которых состояло ее лицо. На щеке торчала огромная бородавка, из нее росло несколько длинных волос. Эмма недовольно сжала тонкие губы.
– Если девушка умирает после одной из моих процедур, это не убийство, – проинформировала она визитера и вернулась к отпиранию двери.
– Она умерла не от этого. Ее кто-то задушил. Но нам известно, что у нее был ребенок и что в ночь, когда ее убили, к ней приходил абортмахер.
Эмма Петровская толчком отворила дверь, после чего одарила Фрэнка печальным взглядом:
– И вы думаете, что это я ее убила?
Предположить подобное, ясное дело, было невозможно, так что Фрэнк даже не стал ничего на это отвечать.
– Я полагаю, ее убил тот, кто вас к ней направил. Жертву звали Алисия ван Дамм.
Эмма приподняла кустистые черные брови, но тень узнавания даже не мелькнула на ее лице.
– Мне ничего не говорит это имя, детектив-сержант. Вряд ли я сумею вам помочь.
И прежде чем Фрэнк успел задать еще хоть один вопрос, Петровская прошла в дом и с грохотом захлопнула дверь прямо перед его носом. Сержант с минуту стоял и тупо смотрел на кружевные занавески, раскачивающиеся по ту сторону дверного стекла. Как бы проникнуть внутрь силой? Впрочем, Фрэнка уже не слишком интересовал дальнейший разговор. Уродливая, неприятная старуха. Если Мэллою так уж захочется побеседовать с вредной особой, он вполне может отправиться к себе домой.