Убийство на поле для гольфа
Шрифт:
– О да. Это подарок моего сына. Во время войны [36] он служил в авиации. Он был слишком молод, и ему пришлось прибавить себе два года, чтобы его взяли. – Чувствовалось, что мадам Рено гордится своим сыном. – Ножик сделан из авиационной стали, и сын подарил мне его в память о войне.
– Понимаю, мадам. Перейдем теперь к другому вопросу. Где сейчас ваш сын? Необходимо немедленно телеграфировать ему.
– Жак? В данное время он на пути в Буэнос-Айрес [37] .
36
Имеется
37
Буэнос-Айрес – столица Аргентины.
– То есть?
– Да. Вчера муж телеграфировал ему. Сначала он отправил Жака в Париж, а вчера выяснилось, что ему необходимо немедленно ехать в Южную Америку. Из Шербура [38] как раз вчера вечером отошел пароход в Буэнос-Айрес, и муж телеграфировал Жаку, чтобы он постарался успеть на него.
– Не знаете ли вы, какие дела у вашего сына в Буэнос-Айресе?
– Мне об этом ничего не известно, мосье, знаю только, что оттуда он должен ехать в Сантьяго.
38
Шербур – город и порт во Франции у пролива Ла-Манш.
– Сантьяго! Опять Сантьяго! – в один голос вскричали мосье Отэ и мосье Бекс.
Упоминание о Сантьяго поразило и меня, а Пуаро, воспользовавшись замешательством, подошел к мадам Рено. Все это время он стоял, мечтательно глядя в окно, и я даже не был уверен, следит ли он за тем, что происходит. Он молча поклонился мадам Рено, потом сказал:
– Pardon, мадам, не позволите ли взглянуть на ваши руки?
Слегка удивившись, мадам Рено выполнила его просьбу. На запястьях были видны глубокие ссадины – следы от веревок. Пока Пуаро рассматривал руки мадам Рено, я наблюдал за ним и заметил, что огонь возбуждения, горевший в его глазах, погас.
– Представляю, как вам больно, – сказал он, а я подумал, что мой друг, кажется, опять чем-то удручен.
Между тем следователь спохватился и заспешил:
– Надо немедленно связаться по радио с молодым мосье Рено. Нам крайне необходимо узнать все об этой его поездке в Сантьяго. – И, подумав, добавил: – К тому же, будь он здесь, мы могли бы избавить вас от лишних страданий, мадам.
Мосье Отэ многозначительно умолк.
– Вы имеете в виду опознание трупа? – глухо спросила мадам Рено.
Следователь молча склонил голову.
– Не тревожьтесь, мосье. У меня хватит сил вынести все, что потребуется. Я готова сделать это прямо сейчас.
– О, и завтра не поздно, уверяю вас…
– Нет, я хочу покончить с этим, – сказала она тихо, и судорога боли исказила ее лицо. – Не будете ли так любезны, доктор, позвольте опереться на вашу руку.
Доктор поспешил к ней на помощь, кто-то накинул плащ на плечи мадам Рено, и мы стали медленно спускаться по лестнице. Мосье Бекс бросился вперед и отворил дверь сарая. Мадам Рено подошла и остановилась на пороге. Она была очень бледна, но полна решимости. Прикрыв лицо рукой, она сказала:
– Минутку, мосье, я соберусь с силами.
Потом она опустила руку и взглянула на покойного.
И тут поразительное самообладание, с которым она держалась все время, оставило ее.
– Поль! –
Она пошатнулась и без чувств упала на пол.
Пуаро мгновенно бросился к ней, приподнял веко, пощупал пульс. Убедившись, что мадам Рено действительно в глубоком обмороке, он отошел в сторону и, схватив меня за руку, воскликнул:
– Болван, какой же я болван, мой друг! Я просто потрясен! В голосе мадам Рено было столько любви и горя! Моя версия оказалась совершенно несостоятельной. Eh bien! [39] Придется начать все заново!
39
Ну что ж! (фр.)
Глава 6
Место преступления
Доктор и мосье Отэ понесли бесчувственную мадам Рено в дом. Комиссар провожал их взглядом, сокрушенно качая головой.
– Pauvre femme [40] , этого удара она не вынесла. Да, да, ничего не поделаешь. Ну что ж, мосье Пуаро, может быть, осмотрим место, где было совершено преступление?
– Если вас не затруднит, мосье Бекс.
Мы вернулись в дом и вышли на улицу через парадную дверь. Проходя мимо лестницы, ведущей наверх, Пуаро с сомнением покачал головой.
40
Бедная женщина (фр.).
– Не верю, что служанки ничего не слышали. Ступени скрипят так, что и мертвый проснется, к тому же, заметьте, спускались трое!
– Но ведь была глубокая ночь. Видно, все они крепко спали.
Однако Пуаро все качал головой, похоже, мое объяснение ничуть его не убедило. Дойдя до поворота аллеи, он оглянулся на дом.
– Почему мы думаем, что они вошли через дверь? Ведь они не знали, что она не заперта, и могли влезть в окно.
– Но все окна первого этажа закрыты железными ставнями, – возразил комиссар.
Пуаро показал на одно из окон второго этажа.
– Это ведь окно спальни, да? Смотрите, вот по этому дереву можно в два счета добраться до окна.
– Возможно, вы правы, – согласился комиссар. – Но тогда на клумбе должны быть следы.
Справедливость его слов была очевидна. По обеим сторонам ступеней, ведущих к парадной двери, на больших овальных клумбах алела герань. К дереву, о котором говорил Пуаро, не подойдешь, не наступив на клумбу.
– Правда, погода стоит сухая, – продолжал комиссар, – на аллее и на дорожках следов не видно, но рыхлая, влажная земля на клумбе – совсем другое дело.
Пуаро принялся внимательно разглядывать клумбу. Мосье Бекс оказался прав, земля была совершенно ровной: ни ямки, ни углубления, ни вмятины.
Пуаро кивнул, как бы удовлетворенный осмотром, и мы уже отошли было, но вдруг он устремился к другой клумбе и стал ее рассматривать.
– Мосье Бекс! – позвал он. – Поглядите, здесь полно следов!
Комиссар подошел к нему и улыбнулся.
– Мой дорогой мосье Пуаро, совершенно верно – это следы садовника, его огромных, подбитых гвоздями сапог. Впрочем, это не имеет никакого значения, ведь с этой стороны нет дерева, и, следовательно, влезть в окно второго этажа невозможно.