Убийство на Рождество
Шрифт:
Обычно Мордекай Тремейн вставал в половине седьмого, однако здесь, в Шербруме, решил, что бесцельное блуждание по дому вызовет недовольство слуг, и позволил себе роскошь лишний час поваляться в постели. А чтобы договориться с возмущенной совестью, помахал руками на десять минут дольше и оделся, чрезвычайно довольный собственными успехами.
Наступил сочельник. Интересно, какие события принесет начинающийся день? Жизненный опыт подсказывал, что гости и постоянные обитатели дома составили чрезвычайно пеструю компанию, где могло таиться все, что угодно, и точно так же все, что угодно, могло случиться. Разумеется, существовала равная возможность, что, несмотря
Николас Блейз до сих пор не представил собственной версии вызвавшей тревогу ситуации. Впрочем, вчера обстановка не располагала к конфиденциальности: разговор неизменно оставался общим. А вот сегодня… Напевая себе под нос, Мордекай Тремейн спустился к завтраку. Пожалуй, сегодня можно ожидать результатов.
Выяснилось, что с утра пораньше Блейз беседовал с Бенедиктом Греймом, желая подробно обсудить детали предстоящего праздника и получить распоряжения. Однако вскоре последовало вознаграждение. Возможно потому, что Дени Арден тоже встала рано и несколько минут они оставались единственными обитателями утренней комнаты, или оттого, что юная свежесть обладала неотразимым очарованием, Мордекай Тремейн всем своим существом потянулся к девушке. Почувствовав душевное расположение гостя, та улыбнулась и любезно согласилась выступить в качестве гида.
– Вы ведь здесь впервые? – спросила Дени, едва они закончили завтрак. – Позвольте, я покажу вам дом.
– Ничего лучше и быть не может, – с радостью согласился Мордекай Тремейн. – Но только если ваш молодой человек не станет возражать.
– Утром Роджер не появится, – ответила Дени. – Дело в том…
Она замолчала и покраснела.
– Кажется, все не очень просто, правда? – пришел на помощь Мордекай Тремейн.
Дени взглянула на него с сомнением, и он поспешно добавил:
– Знаю, что выгляжу не в меру любопытным стариком, а потому не обижусь на заслуженную порцию презрения.
Его удрученный тон заставил ее улыбнуться, как и предполагал Тремейн.
– Наши сложности всем известны, и скрывать правду бессмысленно. Джереми – мой опекун – терпеть не может Роджера, поэтому сегодня утром он не приедет – попросила его об этом. Роджер вспыльчив, как и Джереми. Боюсь, что они снова поссорятся, а в доме много гостей.
– Снова? – Мордекай Тремейн помрачнел. – Неужели все настолько плохо? Простите. – Понимая, что ступает на зыбкую почву, он взглянул поверх пенсне и уточнил: – Мистер Рейнер как-то объяснил свою позицию?
К его облегчению, Дени не рассердилась. Только нахмурилась, отчего стала еще симпатичнее.
– В этом и заключается главная загадка. Никаких возражений у Джереми нет. По крайней мере, определенных. Просто он не любит Роджера и не стремится исправить ситуацию. Если бы я знала, в чем именно заключается причина острой неприязни, то попыталась бы устранить препятствие. Но нет. Никаких разумных объяснений опекун не дает и не считает нужным скрывать ненависть. Я в отчаянии.
Сама того не сознавая, Дени Арден выдала себя с головой. Даже если бы вечером Мордекай Тремейн не заметил ее страстной любви к Роджеру Уинтону, то сейчас непременно догадался бы о чувствах. Кажется, Дени прочитала его мысли. Густо покраснев, она взяла за руку детектива и торопливо проговорила:
– Но ведь вы приехали не затем, чтобы выслушивать мои жалобы. Лучше пойдемте, я покажу вам дом.
Утро прошло замечательно. Старинный замок восхитил гостя. Впрочем, подобное впечатление Шербрум-Хаус произвел бы, даже если бы экскурсию провел самый дряхлый из антикваров. Дени Арден искренне любила овеянный легендами дом и с радостью делилась своим восторгом.
Она увлеченно показала ту самую башню, где в бурную эпоху Реставрации сэр Герваз Мелвин принял смерть от рук кузена после карточной ссоры, привела Тремейна в просторную спальню, в которой ночевала королева Елизавета. Совместными усилиями они с трудом открыли скрипучую дверь затянутой паутиной комнаты, в течение двух лет служившей темницей для прелестной леди Изабеллы. Узнав о гибели возлюбленного, безутешная пленница выбросилась из окна на каменную террасу и разбилась насмерть.
Со стен мрачного коридора, где до сих пор бродил призрак несчастной девушки, строго взирали портреты Мелвинов.
– Часто спрашиваю себя, с какими чувствами семья покинула этот дом и отказалась от многовекового уклада, – призналась Дени, остановившись перед портретом сэра Руперта Мелвина – рыцаря с высоким надменным лбом и темной бородой, властно сжимавшего рукоять меча. – Сейчас род уже угас. Дядя Бенедикт купил дом у посредников, представлявших интересы дальнего родственника – последнего и единственного наследника. И все же сохранилось мощное ощущение традиций. Судя по всему, продавец – по-моему, его фамилия Латимер – был слишком беден, чтобы здесь жить. Но каждое лето он приезжал в Шербрум и ставил в саду палатку. Если бы не крайняя необходимость, этот человек не согласился бы расстаться с семейным гнездом.
– Наверное, удар оказался горьким и болезненным, – произнес Тремейн. – Грустно думать о медленном разрушении некогда славного рода. Мне бы точно не хотелось оказаться последним представителем древней династии, да еще вынужденным продать остатки былой роскоши.
Они осмотрели обязательное в старинных замках убежище священника, и Дени показала, как открыть спрятанную в стене секретную дверь.
– Сейчас, конечно, ничего тайного уже не осталось, – вздохнула она, – но утверждают, будто в шестнадцатом веке католический священник прятался тут целый год и англиканские мятежники не смогли его найти, хотя несколько раз устраивали внезапные обыски.
– Ужасная судьба, – промолвил Мордекай Тремейн, заглянув в темноту чулана. – Только представьте, что человек, жил подобно загнанному зверю, отсиживаясь в норе.
Тайник располагался под примыкавшей к библиотеке большой комнатой первого этажа, где уже стояла елка. Дени начала экскурсию отсюда, но надолго тут не задержалась, поэтому напоследок Мордекай Тремейн попросил разрешения взглянуть на убежище еще раз.
Вернувшись в просторный салон с французским окном и дубовыми панелями на стенах, они попали к традиционной рождественской церемонии волшебного превращения. Бенедикт Грейм и Николас Блейз украшали помещение с помощью дворецкого Флеминга, с невозмутимым достоинством служившего вешалкой для разноцветных гирлянд. В знак приветствия Блейз жизнерадостно помахал молотком:
– Доброе утро! Хотите принять участие в работе?
Мордекай Тремейн с интересом осмотрелся. Комнату уже украшали падуб и омела, а от стены к стене тянулись серебристые ленты. В углу красовалась высокая елка, надежно укрепленная в большой деревянной кадке. Если бы рослый мужчина привстал на цыпочки и вытянул руку, то с трудом достал бы до верхушки.
– Что скажете? – раздался голос хозяина.
Подняв голову, сквозь пушистые ветки Тремейн увидел улыбающееся лицо Бенедикта Грейма. Тот возвышался, стоя на стремянке за деревом.