Убийство на стороне
Шрифт:
– А у вас точно есть документы на это имя?
– Да, в сейфе конторы.
Ванда смачно расцеловала его.
– Я была уверена, что вы согласитесь. По крайней мере, мы проведем вместе хоть несколько месяцев.
– А может быть, и больше того, – заявил Хенсон, поглядывая на бутылку с черной краской. – А как этим пользуются? Мне надо немного покраситься.
– Вы просто проведете по волосам щеткой, смоченной в этой краске, вот и все.
Ванда встала и продемонстрировала, как это делается.
– Вот так. Будьте внимательны и, главным образом,
Хенсон взял краску и поднялся.
– Мне кажется, это довольно легкое дело. Я вернусь к себе, подкрашусь, соберу чемодан и уйду, пока не проснулась Ольга.
Ванда состроила гримаску огорчения.
– Я что-то не так сказал? – забеспокоился Хенсон.
– Ничего. Я, конечно, и одна справлюсь с кроватью, но, мне кажется... еще не поздно и...
– И что?
– Я бы очень хотела, чтобы вы помогли мне разложить кровать и составили компанию на час или два.
Ее слова бальзамом пролились на душу Хенсона. Как приятно узнать, что тебя желают!
Он помог Ванде разложить кровать, и последующие часы любви и экстаза заставили их позабыть обо всех планах на будущее.
Глава 6
Было около двух часов ночи, когда Хенсон покинул Ванду. Усевшись за руль автомобиля, он вновь почувствовал ту же легкость, что и накануне утром – на старой квартире девушки. Если и существовало на свете что-нибудь прекрасней разделенной любви, то Хенсон еще не встречал этого.
Он подумал, не пойти ли ему прямо в контору, но отказался от этой мысли по двум причинам. Во-первых, Ольга спала крепче всего под утро. Во-вторых, он обратит на себя гораздо меньше внимания, если придет в контору между шестью и семью часами утра – для того чтобы забрать деньги и документы. Сторож привык видеть Хенсона рано утром всякий раз, когда начинался новый большой проект. Уборщицы к тому времени уже покидали помещения. Мальчик у лифта был совершенно сонный. Если Хенсон надвинет шляпу на лоб, никто не заметит, что он сбрил усы и покрасился.
Он отъехал от тротуара. За ним последовала какая-то машина. На секунду он страшно испугался. Кто знает, может быть, этот лейтенант Эган рассказывал ему сказки? Полиции, вероятно, известно, что он провел часть ночи с Вандой. Если это так, то он пропал.
Он пересек центр и направился на восток. Машина, отъехавшая вместе с ним, шла за ним на некотором расстоянии. Но, въехав на автостраду, она прибавила скорость, обогнала его и скрылась из виду.
Хенсон снял шляпу и провел рукой по взмокшим волосам. Этот случай наглядно показал ему, какие шутки может сыграть с человеком воображение. Водитель той машины не был полицейским. Скорее всего, это был человек, возвращающийся после любовного свидания или карточной игры.
Хенсон ехал быстро, но старался не превышать дозволенную скорость. Если бы его задержали за нарушение правил движения в два часа утра, это дало бы лейтенанту Эгану и его людям ценные улики. Чтобы их с Вандой замысел удался, необходимо по возможности дольше сохранить в тайне их отсутствие на работе.
Если Ванда или он промедлят с отправлением, у них все же останется часа два преимущества перед полицией и пятьдесят шансов из ста, что они благополучно выберутся из этого дела.
Подъехав к дому, который стоил ему стольких лет жизни, Хенсон снял башмаки и прошел на первый этаж. Сквозь закрытую дверь Ольгиной спальни пробивался слабый свет, но в этом не было ничего удивительного – жена всегда спала, полуоткрыв дверь в свою комнату и оставив зажженный свет в их общей ванной. Она утверждала, что ненавидит просыпаться в темноте. Это была одна из ее маний.
Хенсон на цыпочках, не зажигая свет, прошел в свою комнату и стал шарить в шкафу в поисках саквояжа, которым пользовался в редких своих командировках. Найдя саквояж, он поставил его возле кровати и забил бельем и костюмами. Ванда потом все хорошенько уложит, ведь она обожает заботиться о нем.
При этой мысли сердце Хенсона учащенно забилось. Чем бы все это ни кончилось – игра стоила свеч.
Он прошел в ванную, которую делил вместе с Ольгой, и сбрил усы, затем взял краску и смочил волосы. Теперь он совершенно преобразился и стал похож на испанца, что вполне отвечало фотографии на бумагах Бурдика.
Он, покрасив волосы, засунул в карман краску и щетку и хорошенько вымыл умывальник, чтобы уничтожить следы своей деятельности.
Теперь ему оставалось пройти в свой кабинет в офисе, взять там свои деньги и документы Бурдика, а потом каким-нибудь образом убить время до девяти часов десяти минут.
Перед тем как уйти, Хенсон решил убедиться, что шум не разбудил Ольгу. Кровать жены находилась в другом конце комнаты, но он все-таки смог рассмотреть ее. Она лежала на спине, ее шелковая ночная сорочка была задрана кверху, ноги широко раскинуты в стороны и вся нижняя часть тела обнажена.
Хенсон закрыл глаза, потом вновь открыл. Это странное положение жены во сне удивило его. За исключением первых лет их супружества все их самые интимные встречи происходили в темноте и под простынями. У Ольги не было такой привычки – спать подобным образом. К тому же ее сон всегда был беспокойным: она ворочалась с боку на бок или переворачивалась на живот, но никогда не спала на спине.
Хенсон посмотрел на ее оголенную грудь, и у него на голове зашевелились волосы. Ужас обуял его. Он не уловил ритмичного дыхания, которое обычно приподнимает грудь спящего.
Хенсон потихоньку вошел в комнату и приблизился к кровати.
Из открытой двери балкона дул ледяной ветер. Хенсон решил закрыть дверь и остановился ошеломленный, заметив, что оконная решетка выломана настолько, чтобы через нее мог проникнуть человек. Его волосы, все еще сырые от краски, встали дыбом. Он быстро шагнул вперед и уставился на жену.
Ольга не спала – она была мертва!
Один из ее нейлоновых чулков сдавил ее шею так, что лицо приняло совершенно необычный цвет, а глаза вылезли из орбит.