Убийство по-китайски: Золото
Шрифт:
Судья Ди кивнул.
— В той парчовой папке, которую ты подал мне пару минут назад, — сказал он, — не было ничего, кроме эротических рисунков. Кроме того, я обнаружил несколько трактатов о вине, о приемах виноделия в различных частях Империи, и поваренные книги. С другой стороны, он составил замечательное собрание великих поэтов древности, каждый том переплел и снабдил собственными заметками и примечаниями на полях — почти на каждой странице. То же самое можно сказать о его всеобъемлющей подборке трактатов по буддизму и учению даосов. Зато писания конфуцианских классиков остались в том же девственном состоянии, в каком были куплены! Далее: в его библиотеке, как я заметил, хорошо представлены
Поворотив кресло, судья продолжил:
— Из всего этого я делаю вывод: судья Ван был поэт с обостренным чувством красоты, а также философ, глубоко интересовавшийся мистицизмом. И в то же время он был человек чувственный, немало приверженный всевозможным земным радостям, — сочетание, как я понимаю, не слишком редкое. Он был полностью лишен какого-либо тщеславия и предпочитал оставаться в должности судьи где-нибудь подальше от столицы, в тихом уезде, где он мог быть сам себе хозяином и жить, как ему хочется. Пенлей — уже девятое место, куда он был назначен судьей. А все потому, что у него, как я полагаю, не имелось ни малейшего желания продвинуться по службе! Но человек это был весьма образованный и любознательный! Его интерес к загадкам, головоломкам и хитроумным устройствам вкупе с многолетним опытом позволили ему стать неплохим судьей для здешних мест, хотя я вовсе не уверен, что он ревностно выполнял свои обязанности. Семейные узы были ему также безразличны. Поэтому после смерти первой и второй жены он больше не женился, довольствуясь мимолетными связями с блудницами и певичками. Он сам достаточно точно определил свой образ жизни в названии, которым наградил свою библиотеку. — Судья Ди веером указал на пластину с иероглифами, помещенную над дверью.
Хун не смог удержать улыбки, прочитав: «Келья Перекати-Поле».
— Однако, — продолжил судья, — я кое-что обнаружил, и это кое-что никак не сообразуется со всем прочим. — Взяв продолговатую записную книжку, отложенную в сторону, судья спросил: — Где ты нашел ее, Хун?
— Она лежала за книгами вон там, на самой нижней полке, — показал старшина.
— В эту записную книжку судья собственноручно записал длинные ряды дат и чисел, а далее следуют целые страницы сложнейших вычислений. И ни единого поясняющего слова. Однако господин Ван представляется мне не тем человеком, который стал бы заниматься всякой там цифирью. Полагаю, все денежные дела и расчеты он перепоручил стряпчему и служащим — или это не так?
Старшина Хун кивнул утвердительно.
— В нашем разговоре Тан намекал мне на это.
Судья Ди, покачивая головой, перелистал записную книжку и задумчиво проговорил:
— На эти вычисления потрачено огромное количество труда и времени — всякая, даже малейшая, ошибка вычеркнута самым тщательным образом и исправлена, ну и так далее. Единственный ключ — даты, самая ранняя — день в день двухмесячной давности.
Он встал и спрятал записную книжку в рукав.
— В любом случае, — сказал он, — я изучу это на досуге, хотя, разумеется, нет никакой уверенности, что эти записи касаются дел, связанных с его убийством. Однако несообразностям всегда следует уделять особое внимание. Так или иначе, теперь мы имеем довольно точный образ жертвы, а это, согласно руководствам по сыскному делу, первый шаг к обнаружению убийцы.
Глава пятая
Два молодца бесплатно ужинают в харчевне; странные события они наблюдают на набережной
—
— И от жажды! — добавил Цзяо Дай.
Они вошли в первую попавшуюся харчевню против юго-западного угла управы. То было маленькое заведение с выспренней вывеской — «Сад Девяти Цветов». Их встретил разноголосый гомон — помещенье оказалось переполнено. С трудом они нашли свободное место в самой глубине подле высокого прилавка, позади которого некий однорукий человек помешивал лапшу в огромном чане.
Усевшись, друзья стали разглядывать посетителей. В основном то были мелкие лавочники, забежавшие наскоро перекусить, чтобы успеть вернуться к вечернему наплыву покупателей. Они жадно поглощали лапшу, прерываясь лишь для того, чтобы передать по кругу оловянные кувшины с вином.
Мимо пробегал прислужник с подносом, нагруженным мисками лапши. Цзяо Дай поймал его за рукав.
— Четыре порции! И два больших кувшина! — приказал он.
— Успеете! — рявкнул в ответ прислужник. — Не видите, что ли, я занят!
Цзяо Дай разразился потоком колоритнейших проклятий. Однорукий за прилавком поднял голову, внимательно оглядел их, потом, бросив свой длинный бамбуковый черпак, двинулся к их столику. Его залитое потом лицо расплылось в широкой улыбке.
— Знаю только одного человека, который умеет так ругаться! — воскликнул он. — Какими судьбами вы здесь, господин?
— Забудь про господина, — цыкнул на него Цзяо Дай. — После того как нас отправили на север, я попал в опалу и утратил свой чин вместе с именем. Теперь меня зовут Цзяо Дай. Не можешь ли ты добыть нам какой-нибудь снеди?
— Мигом все будет, господин, — протараторил тот, исчез в кухне и тут же вернулся; за ним следовала тучная женщина с подносом в руках, а на подносе — два больших винных кувшина и плоское блюдо, заваленное рыбой и овощами.
— Так-то оно лучше! — удовлетворенно промолвил Цзяо Дай. — Садись, солдат. Раз пошло такое дело, пусть уж твоя старуха за тебя поработает!
Хозяин харчевни занял табурет, а его жена — место позади прилавка. Покуда друзья пили-ели, хозяин успел им поведать, что сам он — уроженец Пенлея, что, отслужив в Корее, он на сбереженные денежки купил харчевню и дела идут недурно. Искоса глянув на коричневые одеяния, харчевник понизил голос:
— Зачем это вы пошли служить туда, в управу?
— Затем же, зачем ты размешиваешь лапшу в чане, — отвечал Цзяо Дай. — Чтобы заработать на жизнь.
Однорукий поглядел налево, поглядел направо и потом прошептал:
— Худые там творятся дела! Вы что, не знаете? Две недели назад они придушили судью, а потом нашинковали его мелкими кусочками!
— А я-то думал, его отравили! — заметил Ма Жун, сделав добрый глоток вина из своей чарки.
— Это они так говорят! — сказал хозяин харчевни. — Котелок с начинкой для пирога — вот и все, что осталось от того судьи! Верьте мне, там, в управе, нехорошие люди.
— Новый судья — отличный малый, — заметил Цзяо Дай.
— Про этого я ничего не знаю, — стоял на своем однорукий, — а вот Фан с Таном — оба хороши.
— Чем же плох этот старый трус? — удивился Цзяо Дай. — По мне, так он и мухи не обидит.
— Не будем о нем! — мрачно промолвил хозяин. — Он… он, знаете ли, не такой, как все. Но кое в чем Тан совсем дрянь.
— В чем? — спросил Ма Жун.
— У нас тут, скажу я вам, творится такое, чего сразу не разглядишь, — зашептал однорукий. — А я здешний, я-то знаю! С древних времен в наших местах обретаются всякие странные люди. Старик отец мне частенько рассказывал…