Убийство по-китайски: Золото
Шрифт:
По Кай сошел в лодку первым и приказал гребцу:
— На корабль!
— Эй! — закричал Ма Жун. — Вы вроде что-то говорили насчет девочек, или я ослышался?
— Само собой, само собой! — беспечно откликнулся По Кай. — Милости просим. — И, обратившись к лодочнику, добавил: — Дуй напрямик, господа торопятся.
Он устроился под низким тростниковым навесом, Ма Жун и Цзяо Дай присели рядом на корточках. Челнок скользил в тумане; слышались только всплески весла.
Спустя
Ма Жун положил тяжелую руку на плечо По Кая.
— Если это ловушка, — сказал он небрежно, — я сверну вам шею.
— Какая ерунда! — рассердился По Кай.
Брякнуло железо, и челнок двинулся дальше, заплескало весло.
— Мы прошли под восточной стеной, — объяснил По Кай. — Тут в решетке пролом. Но сообщать об этом вашему начальнику вовсе не обязательно!
Скоро перед ними воздвиглись темные борта больших барок, стоящих в ряд.
— На вторую, как всегда, — приказал По Кай лодочнику.
Челнок причалил к сходням, По Кай кинул лодочнику пару медяков и поднялся на борт, вслед за ним — Ма Жун с Цзяо Даем.
Проложив путь среди множества столиков и скамеечек для ног, беспорядочно разбросанных по всей палубе, По Кай постучал в дверь каюты. Некая толстомясая особа в черном, весьма неопрятном шелковом платье явилась на стук. Она ухмыльнулась, показав ряд черных зубов.
— Здрасьте-пожалуйте, это опять вы, господин По Кай! Милости просим.
Они спустились по крутой деревянной лестнице и оказались в обширной каюте, тускло освещенной двумя цветными фонарями, свисавшими с поперечных балок.
Гости уселись за большой стол, занимавший чуть ли не все помещение. Толстомясая хлопнула в ладоши, и тут же явился прислужник — коротышка со злобной физиономией, — в руках у него был поднос, уставленный кувшинами.
Пригубив свою чарку, По Кай спросил:
— А где же мой лучший друг и сподвижник Ким Сон?
— Он еще не прибыл, — отвечала хозяйка. — Но я-то уж позабочусь, чтобы вы не скучали!
Она подала знак прислужнику. Тот распахнул дверь в переборке, и оттуда выплыли четыре девицы, облаченные в тонкие летние платья. По Кай бурно приветствовал их.
Усадив двух из них по бокам от себя, он подмигнул Ма Жуну и Цзяо Даю.
— Эти две — мои! — И тут же поспешил добавить: — Нет, нет, вовсе не для того, о чем вы подумали, но только для вящей уверенности, что чарка моя всегда будет наполнена.
Ма Жун пригласил пышку с довольно приятным круглым личиком; Цзяо Дай завел разговор с четвертой. Она показалась ему настоящей красавицей, но была как будто не в духе и уста раскрывала, только чтобы ответить
— Корея — очень красивая страна, — молвил Цзяо Дай, приобнявши ее за талию. — Я там воевал.
Девушка оттолкнула его и окинула презрительным взглядом.
Сообразив, что свалял дурака, Цзяо Дай попытался загладить оплошность.
— Корейцы — превосходные воины, и дрались они до конца, мы же взяли числом.
Девушка отвернулась.
— Ты что, девка, говорить да улыбаться разучилась? — набросилась на нее хозяйка.
— Оставьте меня в покое, — растягивая слова, проговорила Ю-су. — Гость не жалуется, не так ли?
Вскочив, хозяйка зашипела:
— Я тебе сейчас покажу, шлюха! — и замахнулась было, чтобы влепить девушке крепкую затрещину.
Цзяо Дай без лишних церемоний ткнул толстомясую кулаком в спину.
— Не тронь девушку! — рявкнул он.
— Пойдемте все на палубу! — закричал По Кай. — Печенками чую — луна выглянула! И Ким Сон скоро прибудет.
— Я останусь здесь, — сказала кореянка Цзяо Даю.
— Как вам будет угодно, — ответил он и вслед за остальными выбрался на палубу.
Холодный лунный свет озарял шеренгу барок, пришвартованных вдоль городской стены. За темной водой протоки чуть виднелся противоположный берег.
Ма Жун, усевшись на низенький табурет, посадил пышку себе на колени. По Кай подтолкнул своих подружек к Цзяо Даю.
— Осчастливьте их, — молвил он. — Меня же сейчас занимают иные, более возвышенные, материи.
Он застыл, заложив руки за спину, и предался восторженному созерцанью луны.
И вдруг объявил:
— Так и быть, коль вы все настаиваете, я спою вам свою новую поэму.
Вытянув худую шею, он возгласил пронзительным фальцетом:
О наперсница лучшая песен и танцев, О подруга в веселье и утеха в печали, О луна, о луна среброликая…На миг он смолк, чтобы набрать воздуха, и вдруг прислушался, склонив голову. Окинув всех быстрым взглядом, он пожаловался:
— Какие неприятные звуки!
— Полностью с вами согласен! — заметил Ма Жун. — Святое Небо, зачем же вы их издаете? Или не видите, у меня серьезный разговор с этой девушкой?
— Я говорю о звуках оттуда, снизу, — чопорно возразил По Кай. — Надо полагать, подружке вашего друга преподают урок хороших манер.
Он замолчал, и снизу стали слышны удары и приглушенные стоны. Цзяо Дай вскочил на ноги и бросился вниз, Ма Жун следом.