Убийство с отягчающими
Шрифт:
Кряжин, не поднимая головы, прострелял глазами всю компанию и снова не угадал. Встал высушенный временем и, судя по одежде, – дорогами господин с седыми бачками на желтых щеках и в вязаном шарфе на шее.
– Будто жизнь на страданья моя обречена;Горе вместе с тоской заградили мне путь;Будто с радостью жизнь навсегда разлучена;От тоски и от ран истомилася грудь…– Браво! – не дав ему опуститься, воскликнула вторая дама и беззвучно
Стараясь не привлекать к себе внимания, советник стал поглядывать по сторонам, выискивая взглядом на полу и других плоскостях квартиры использованные ватки, шприцы, жгуты и закопченные ложки. Не пропускал он и пакеты, в которых, по его мнению, могли находиться развинченные тюбики клея «Момент». Не было ни пустых бутылок, ни закуски, так обоснованных в этот день. Принюхиваться к атмосфере не имело смысла – форточки были распахнуты настежь, и морозный воздух перебивал все ароматы, что могли сопутствовать искомым следователем предметам. Между тем никто из присутствующих не был похож на Гаенко по возрасту, ибо моложе пятидесяти здесь никого не было.
Бессонная ночь давала о себе знать, и через четверть часа глаза Сидельникова и Полянского стали похожи на глаза проснувшихся после застолья гостей – в красных прожилках, с не реагирующими на свет зрачками. Они сидели понуро, чувствуя приближающийся амок, но добросовестно исполняли распоряжение следователя – сидеть и не высовываться.
Еще через четверть часа Кряжин не выдержал и чуть качнулся в сторону сидящего рядом мужчины.
– Что сие значит?
Мужчина оценил советника взглядом, прикинул его потенциальные возможности и почти неслышно поинтересовался:
– Вы имеете отношение к литературе? Классика русской поэзии для вас – источник жизни? Сами пишете?
После этого вопроса Кряжин вообще отчаялся что-либо понимать. Наверное, поэтому и солгал:
– Конечно. Если не больше. А пишу в последнее время очень много.
– Тогда можете поучаствовать. Всегда на Новый год мы с друзьями собираемся на новогодние забавы. Здесь вы видите поэтический цвет Москвы. Правила просты. Один начинает, а последующий обязан прочитать отрывок другого классика. Не более шести строк фразы, законченной по смыслу. Обязательное условие – чтобы в первой строке последующего текста было слово из последней строки текста предыдущего.
Кряжин пошевелил тяжелыми веками, постарался прошептать, но вместо этого прохрипел:
– А смысл в чем?
Мужчина, переживая из-за недоумия собеседника, поморщился.
– Как только последняя строка чтеца поставит в тупик всех, выигравший загадывает желание, которое остальные обязаны исполнить.
– А если я выиграю и попрошу всех купить мне речной трамвайчик?
Мужчина снова поморщился.
– Молодой человек, здесь собрались интеллигентные люди. Мы участвуем в поэтическом вечере не ради корыстных помыслов. Хотя и являемся весьма состоятельными… – Мужчина вдруг саркастически улыбнулся и заметил: – Но вы ставите телегу впереди лошади. Здесь литераторы от бога. Впрочем, если хотите попробовать…
В тот момент, когда капитан МУРа уже стал опасаться, что скоро он рухнет на пол посреди этого круга безумцев, а очередной псих закончил читать Высоцкого,
И сел, осторожно подобрав под себя ноги.
В комнате воцарилась тишина, изредка перемежаемая тихим шелестом одежды. Кряжин тактично прокашлялся и стал внимательно рассматривать носки своих зимних сапог. Их пора менять. Еще в ноябре советник у самого дома на Большом Факельном зацепился за стальную проволоку и рассек черную кожу почти до замши внутренности. Передвигаться это не мешало, но являться на приемы к генеральному и другим значимым людям было неудобно. Кряжин всегда садился так, чтобы правый сапог его, понесший ущерб при исполнении служебных обязанностей, оказывался на заднем плане.
– Боже мой, – прошептала минуты через три постукивания форточки о раму одна из дам под вуалью, – кто бы мог подумать, что Мариночка способна на такую подлость…
Все расслабились, и сделали это не без облегчения. Поэтический вечер, перешедший в утренник, наконец-то закончился. А один из седоусых старцев – вот кто тут был, оказывается, за старшего! – придвинув себе под ноги отставленный до этого в сторону костыль, проскрипел:
– Ну, что же, молодой человек… Следуя традициям нашего собрания, мы просим вас выразить желание, которое мы, в силу своих возможностей, обязуемся выполнить. Но сначала представьтесь, пожалуйста… – Он помедлил, ища поддержки у сидящих рядом. – А то мы испытали, нужно заметить, некое замешательство… Вы из Союза писателей?
– Скорее я из Союза читателей, – потупился советник. – Боюсь испортить о себе мнение, но все-таки признаюсь в том, что я частенько даже пишу с ошибками. Я старший следователь Генеральной прокуратуры России по особо важным делам Кряжин. Можно просто – Иван Дмитриевич.
Собрание зашевелилось и стало роптать. И было трудно понять – одобряет оно это известие или осуждает.
– Вот вам, господа, и Новый год, – сказал, непонятно что имея в виду, мужичок в драповом пальто, почитатель Заболоцкого.
– Вы совершенно правы, Зиновий Филиппович, – между тем хорошо понял его ценитель Есенина с его истомившейся от ран и тоски грудью. – Он погубит Россию.
– Надеюсь, это не мне вы предначертываете столь мерзкое будущее? – спросил Кряжин.
– Да вы-то тут при чем… – поморщилась одна из дам. Маленькое лицо ее, доселе румяное, как абрикос, сейчас было похоже на курагу даже при наличии маскировочной сети. – Вы – пешка.
– Я пешка, превратившаяся в дамку. Для вас, во всяком случае. Надеюсь, здесь собрались люди, готовые отвечать по своим обязательствам? – Встретив шквал негодования, Кряжин почувствовал приход сатисфакции. – Тогда я прошу исполнить мою просьбу. Расскажите мне все о Гаенко Игоре Викторовиче. Мне известно, что он часто здесь бывает. Хоть я даже с большим трудом не нахожу для него основания присутствовать в этой квартире…