Убийство в ЦРУ
Шрифт:
Женский голос ответил:
— Кадоган-Гарденз одиннадцать.
— Меня зовут Коллетт Кэйхилл. Я была близкой подругой Барри Мэйер.
— О да, такое несчастье. Я так вам сочувствую.
— Да, все мы были страшно потрясены. Я только что прибыла в Лондон, хочу отдохнуть несколько дней, скажите, нет ли у вас свободных комнат?
— Есть. По правде говоря, номеров хватает. Ой, силы небесные!
— Что?
— Номер двадцать семь свободен. Мисс Мэйер его больше всего любила.
— Да, верно, она вечно про него рассказывала.
— Вы не будете возражать?..
— Поселиться там, где она жила? Вовсе нет. Я буду у вас примерно через час.
Устроившись, Коллетт целый час провела в викторианской гостиной, представляя себе, чем Барри, находясь в Лондоне, занималась в последний день и последнюю ночь своей жизни. Смотрела телевизор? Выходила прогуляться по частному парку? Читала, дремала, созванивалась с друзьями? Бродила по чудным тихим улочкам Челси и Белгравии? Бегала по магазинам, выискивая что-нибудь для родни в Штатах? В конце концов такое занятие навеяло на Коллетт сильную грусть. Она спустилась в общую гостиную, порылась в кипе журналов и газет, затем окликнула прислужника.
— Слушаю, мэм, — сказал тот.
— Я была закадычной подругой мисс Мэйер, леди, которая останавливалась в двадцать седьмом номере и которая недавно умерла.
— Бедная мисс Мэйер! Когда б ни приезжала, она всегда была в числе тех гостей, что мне больше всего нравились. Настоящая леди. То, что случилось, нас всех ужасно огорчило.
— Мне хотелось бы знать, не было ли чего-то особенного в том, чем она занималась в день приезда, за день до того, как умерла?
— Особенного? Вряд ли, пожалуй, нет. В три я подал ей чай… минуточку, позвольте, да, совершенно точно помню: это было в три часа в день, как она приехала. В тот же вечер мы по ее просьбе заказали столик в «Дорчестере» для ужина.
— На сколько человек?
— На двоих. Да, по-моему, на двоих. Могу уточнить.
— Не стоит. Она взяла такси или за ней заехал кто-нибудь?
— Она отправилась на лимузине.
— Каком лимузине?
— На нашем. Круглые сутки он к услугам наших гостей.
— А из «Дорчестера» ее тоже лимузин забрал?
— Не знаю, мадам. Меня не было здесь вечером, когда она вернулась, но я могу разузнать.
— Если вас не затруднит, а?
— Вовсе нет, мэм.
Он возвратился через несколько минут и сообщил:
— Насколько всем удалось запомнить, в тот вечер мисс Мэйер вернулась чуть раньше десяти. Приехала она на такси.
— Одна?
Прислужник потупил взор:
— Не уверен, мадам, что было бы пристойно отвечать на подобный вопрос.
— Поверьте, я ничего не вынюхиваю, — улыбнулась Кэйхилл. — Просто мы так давно с ней дружили, и ее мать, она в Штатах живет, попросила меня разузнать все, что я смогу, про последние часы жизни дочери.
— Конечно, конечно. Я понимаю. Позвольте, я выясню.
Он вновь возвратился и сказал:
— Она была одна. Предупредила, что сразу ляжет спать, и попросила разбудить пораньше. В то утро она, если не ошибаюсь, улетала в Венгрию.
— Да, верно, в Будапешт. Скажите, а полиция сюда приходила, расспрашивала о ней?
— Сколько помню, нет. Приходили люди, взяли из ее номера вещи и…
— Что за люди?
— Приятели, коллеги по бизнесу, я думаю. Вы спросите об этом управительницу, они с ней разговаривали. Все взяли и ушли — десяти минут не прошло. Их трое было… а один задержался по крайней мере на час. Помнится, говорил, что хочет посидеть там, где мисс Мэйер провела последние часы, и подумать. Бедный малый, мне его было ужасно жалко.
— Кто-нибудь из этих людей называл себя?
— У меня такое чувство, будто я на настоящем допросе, — сказал прислужник не сердито, но на том пределе сдержанности, что заставил Кэйхилл отступить.
Она улыбнулась:
— Кажется, так много людей знали ее и любили, что мы никак не можем оправиться, вот и ведем себя странно. Простите, я вовсе не намеревалась задавать вам все эти вопросы. Я потом спрошу управительницу.
Прислужник ответил улыбкой на улыбку:
— Никаких беспокойств, мадам. Я понимаю. Спрашивайте меня, о чем вам угодно.
— Я, кажется, задала вам уже достаточно много вопросов. И все-таки мужчины, что приходили сюда и вещи ее забрали, они себя называли?
— Не припоминаю. Может, так, скороговоркой… Хотя, впрочем… Да, один из них сказал, что связан с мисс Мэйер бизнесом. Насколько помню, он представился мистером Хаблером.
— Дэйвид Хаблер?
— Не думаю, что он называл свое имя, мадам.
— А как он выглядел? Невысокий, темноволосый, весь в кудрях, симпатичный такой?
— Это не похоже на то, каким он запомнился мне, мадам. Скорее, я назвал бы его высоким и блондином.
Кэйхилл вздохнула и сказала:
— Что ж, огромное вам спасибо. Думаю, мне лучше подняться обратно в номер и прилечь.
— Желаете чего-нибудь? Чай в три часа?
Как Барри, подумала Кэйхилл, и ответила:
— Нет, лучше в четыре.
— Слушаюсь, мадам.
Она позвонила Дэйвиду Хаблеру за несколько минут до того, как должны были подать чай. В Вашингтоне было почти одиннадцать утра.
— Дэйвид, Коллетт Кэйхилл.
— Привет, Коллетт.
— Дэйвид, я звоню из Лондона. Остановилась в той самой гостинице, где всегда жила Барри.
— Кадоган одиннадцать? Что ты там делаешь?
— Пытаюсь привести мысли в порядок, понять, что же произошло. Отпросилась с работы, хочу отдохнуть, направляюсь домой, но решила здесь по пути задержаться.
В трубке повисло молчание.
— Дэйвид?
— А, да, извини. Барри вспомнил. Поверить никак не могу.
— Ты не был в Лондоне после ее смерти?
— Я? Нет. А что?
— Тут в гостинице кто-то сказал, что, может, это ты забрал ее вещи из номера.
— Только не я, Коллетт.