Убийство в ЦРУ
Шрифт:
— Не продрогли? — спросил он. — Может, лучше внутри?
— О нет, тут на воздухе, по-моему, прелестно.
— Как угодно. — Отработанным жестом он подозвал молоденькую официантку, которая подошла к столику и приняла заказ: кофе и пирожные. Когда девушка ушла, он откинулся, сложил кисти рук шариком, уперся подбородком в сплетенные пальцы и сказал: — Ну что ж, мы здесь наверняка для того, чтобы поговорить о бедняжке Барри Мэйер, пусть земля будет ей пухом. Говорите, вы были подругами?
— Да, близкими подругами.
— Она
— Мы были близкими подругами, — повторила Кэйхилл, отнюдь не находя его предложение забавным.
— Да, конечно. Так что же вы хотели обсудить со мной?
— Ваши отношения с Барри, что она делала вечером перед тем, как умерла, — все, что помогло бы мне понять.
— Понять? Понять что? Бедная женщина падает замертво с сердечным приступом, коронарный тромбоз, — преждевременно, конечно, но один Господь только знает, чего только не припасено для нас у жизни в закромах.
Кэйхилл пришлось напомнить самой себе о своей «официальной» роли при знакомстве с жизнью Мэйер. Она — скорбящая подруга, а вовсе не следователь, а посему, чтоб было похоже на это, надо смягчить тон.
— Сказать правду, — начала она, — мне интересно все разузнать и для себя самой, и ради матери Барри. Мы созванивались, и она попросила меня выяснить все, что могло бы… ну успокоить ее. Я сейчас лечу в Вашингтон повидаться с ней.
— Чем вы занимаетесь, чем зарабатываете на жизнь, мисс Кэйхилл? Знаю, вопрос мой вряд ли отнесешь к разряду британских, скорее, он из тех, что вы, американцы, задаете при первой же встрече, но мне любопытно.
— Я работаю в посольстве Соединенных Штатов в Будапеште.
— Будапешт! Никогда там не был. Он и впрямь так сер и угрюм, как мы слышим?
— Вовсе нет. Прелестный город.
— Со всей солдатней и красными звездами.
— Проходит время, и их перестаешь замечать. Вы ужинали с Барри вечером перед тем, как она умерла.
— Точно так, в «Дорчестере». Несмотря на арабов, там все еще лучший в Лондоне шеф-повар.
— Мне в том убедиться не суждено.
— Вы должны позволить мне пригласить вас туда. Вечером?
— Не могу, тем не менее спасибо. В каком настроении Барри была в тот вечер? Что она говорила, делала? Вид у нее был больной?
— От ее розовых щечек веяло здоровьем, мисс Кэйхилл. Можно мне называть вас Коллетт? В таком случае я — Марк, разумеется.
— Разумеется. — Она рассмеялась. — Хорошо, зовите меня Коллетт. Вы сказали, что вид у нее был здоровый. Она была радостна, довольна?
— Еще бы! Мы же в тот вечер наконец-то отковали наше партнерство. Она так мехи раздувала — дым столбом.
— Вы упомянули по телефону, что стали партнерами. Я говорила с Дэйвидом Хаблером в вашингтонской конторе Барри. Он понятия не имел, что дело так далеко зашло.
— Дэйвид Хаблер. Не хочу быть невежливым, но должен признаться, что мистер Хаблер не относится к моим любимцам. Если откровенно, то я считал его камнем у Барри на шее, так ей и сказал.
— Мне Дэйвид нравится. И, общаясь с Барри, я всегда чувствовала, что она чрезвычайно высокого мнения о нем и что она безмерно уважала его как профессионала.
— Барри Мэйер была непревзойденной деловой женщиной, вместе с тем ее отличала и легковерность.
Кэйхилл припомнила, что то же самое говорил и Хаблер. Она обратилась к Хотчкиссу:
— Марк, вам известно о завещании Барри и о том, что в нем сказано относительно Дэйвида Хаблера?
— Нет. — Он громко расхохотался, выставив желтые зубы. — А-а-а, вы, наверное, про ту чепуху со страховой гарантией, по которой Хаблер якобы становился во главе вашингтонской конторы в случае ее смерти? Кость — и ничего больше, кость, которую ему бросили. Теперь, когда агентство… все целиком… перешло ко мне, вопрос о будущем мистера Хаблера имеет мало общего с клочком бесполезной бумаги.
— Почему?
— Потому, что соглашение, заключенное Барри и мною, имеет преимущественное право над тем, что было составлено до него. — Он ухмыльнулся самодовольно и снова сложил кисти шариком. Официантка принесла кофе и пирожные, Хотчкисс поднял свою чашечку. — За память о прелестной, талантливой и прекрасной женщине, Барри Мэйер, и за вас, мисс Коллетт Кэйхилл, ее закадычную подругу. — Отпив кофе, он спросил: — Вы и вправду сегодня вечером не свободны? В «Дорчестере» очень миленький танцевальный оркестр, и, как я уже говорил, в наши дни чудовищного питания тамошний шеф-повар не имеет себе равных в Лондоне. Ну так как? — Он склонил голову набок и игриво выгнул бровь.
— Никак. Впрочем, благодарю вас. Вы подписали с Барри документ в тот вечер?
— Да.
— Могу я… знаю, что это не мое дело, но…
— Боюсь, с моей стороны сейчас было бы неуместно показывать его вам. Вы сомневаетесь в том, что я сказал?
— Вовсе нет. Еще раз повторю, что во мне говорит лишь желание узнать все, что было с ней перед самой смертью. Утром вы провожали ее в аэропорт?
— Нет.
— Просто я подумала…
— Я отвез Барри обратно в гостиницу. И то был последний раз, когда я ее видел.
— На такси?
— Да. Скажите, пожалуйста, у меня складывается впечатление, будто вами владеет интерес не только близкой подруги.
Кэйхилл хмыкнула:
— Прислужник в гостинице сказал то же самое. Простите. Слишком много лет приходилось расспрашивать несчастных американских туристов, где именно они могли потерять свои паспорта.
— Вы этим занимаетесь в посольстве?
— Среди прочего. Что ж, Марк, было очень приятно.
— И, хочется надеяться, познавательно. Я вскоре собираюсь в Вашингтон навести порядок в агентстве. Вы уже знаете, где остановитесь?