Убийство в Орсивале

Габорио Эмиль

— Кто платил во второй раз?

— Лакей.

— Как назвал этого заказчика обойщик Реш?

— Джеймс Вильсон, но Реш сказал, что это вовсе не англичанин.

— Где он живет?

— Мебель была отнесена в небольшую квартиру на улице Сен-Лазар, дом номер шестнадцать, близ Гаврского вокзала. Но, узнав адрес и еще располагая временем, я отправился полюбопытствовать, что это за квартира.

— Ну?

— Квартирант действительно называется Вильсоном, но это совсем не то лицо, которое на портрете. Я в этом убежден.

Мировой судья разочарованно махнул рукой, но Лекока не так-то легко было обескуражить.

— Как ты добыл подробности? — обратился он к своему агенту.

— Я разговаривал с лакеем.

— Несчастный! — воскликнул отец Планта. — Вы этим возбудили подозрения!

— Никак нет, — отвечал Лекок, — я за это отвечаю. Пало — мой ученик. А ну-ка объяснись, мой милый!

— Узнав квартиру (довольно, зажиточная), — продолжал Пало, — я подумал: «Ах, черт возьми! Вот она, желанная клетка, посмотрим: в ней ли птица?» Но как было это сделать? К счастью, а может быть, и случайно при мне оказался луидор. Я тотчас опустил его в канаву, в которую были спущены нечистоты из квартиры.

— Затем ты позвонил?

— Ну разумеется. Мне ответил швейцар, и я стал ему врать, что, когда вытаскивал платок из кармана, то выронил двадцать франков, и стал просить у него какой-нибудь инструмент, чтобы легче было их достать. Он вынес мне кусок железа, и с его помощью я вытащил из канавы монету. Тогда я стал прыгать от радости и просить его выпить со мною в знак благодарности стаканчик винца.

— Недурно!

— О, господин Лекок! Это ведь ваша выдумка, а вы посмотрите, что придумал лично я! Мой швейцар принял приглашение, и мы, как лучшие друзья во всем свете, выпили по стаканчику в кабачке как раз напротив отеля. Мы весело болтали, как вдруг я наклонился, точно что-то заметил на полу интересное, и поднял — как бы вы думали что? — фотографию графа, которую нарочно бросил перед тем на пол и подтолкнул ногой. «Погоди, — сказал я, — здесь чей-то портрет!» Мой новый приятель принял его от меня и стал разглядывать, совершенно не узнавая на нем графа. Тогда, чтобы лучше убедиться, я сказал: «Какой красивый господин! Должно быть, твой хозяин тоже в этом роде… Все ведь господа похожи друг на друга». Но он ответил, что нет, господин на карточке носит большую бороду, а его барин обрит, как аббат. «Кроме того, — прибавил он, — мой барин — американец, он только распоряжается по-французски, а мадам и он между собой все время говорят по-английски».

По мере того как говорил Пало, глаза Лекока зажигались блеском.

— А разве Треморель говорит по-английски? — спросил он у отца Планта.

— Довольно сносно, — отвечал Планта, — как и Лоранс.

— В таком случае мы идем по горячим следам, потому что Треморель, как известно, в ночь преступления сбрил бороду. А мебель заказал он, еще будучи с бородой… Значит, идем…

Пало, ожидавший похвал, был недоволен.

— Запасся ты планом нижнего этажа? — обратился к нему Лекок.

— Конечно, сударь, и не только нижнего, но и второго, — отвечал Пало. — Швейцар, который не оказался немым, кое-что порассказал мне о своих господах, хотя и служил у них всего два дня. Барыня очень печальна и все плачет…

— Мы знаем это! План, план…

— Внизу — высокий свод для проезда экипажей. По ту сторону свода — довольно большой двор, в глубине которого каретный сарай и конюшня. Слева от свода — швейцарская, а справа — стеклянная дверь на лестницу из шести ступеней, которая ведет в прихожую. Сюда выходят двери в зал, столовую и еще в какие-то две небольшие комнаты. В следующем этаже — комнаты барыни и барина, рабочий кабинет…

— Довольно! — перебил его Лекок. — Больше мне ничего не нужно.

И, быстро вскочив, он отпер дверь и в сопровождении отца Планта и Пало вышел в большой кабинет. Как и в первый раз, все агенты встали.

— Господин Жоб, — обратился сыщик к своему подручному, — прошу вашего внимания. Как только я уйду, вы приведите в исполнение то, что должны. Затем, чтобы быть у меня под рукой, вы отправитесь в первый кабачок, который находится направо при входе на Амстердамскую улицу. Можете там пообедать, времени хватит. Но только смотрите у меня — ни капли спиртного!

Он вытащил из кошелька двести франков и бросил их на стол.

— Вот вам на обед! — сказал он, а затем вышел, приказав Пало следовать за ним на некотором расстоянии.

— Что вы хотите делать? — спросил его отец Планта.

— Сейчас — ничего, — ответил Лекок. — Я не начну действовать до наступления темноты. А так как в нашем распоряжении еще два часа, поступим так же, как и наши агенты. Я знаю здесь, всего шагах в двух отсюда, ресторанчик, где отлично кормят. Пойдемте пообедаем!

И, не дожидаясь ответа Планта, он перешел Гаврскую улицу к ресторану.

У самых дверей ресторана Лекок остановился и сделал знак. Тотчас же явился Пало.

— Даю тебе два часа, — обратился к нему Лекок. — Ты еще успеешь изменить свою физиономию так, что тебя не узнает швейцар, и поесть. Ты станешь приказчиком у обойщика. Беги же скорее, я буду ожидать тебя в этом ресторане.

И они вошли в ресторан.

Наступили сумерки. Официанты стали зажигать люстры в ресторане. Мало-помалу зал опустел, и отец Планта и Лекок оказались совершенно одни.

— Не пора ли начинать? — боязливо спросил отец Планта.

Сыщик поглядел на часы.

— Мы имеем еще целый час, — ответил он. — Однако можно и приготовиться.

И он позвал официанта и приказал ему подать чашку кофе и чернильный прибор.

— Нам очень важно, — продолжал он, — попасть к госпоже Лоранс без ведома Тремореля. Необходимо всего только десять минут поговорить с ней, и непременно у нее. Это — обязательное условие для нашего успеха.

— В таком случае, — сказал отец Планта, с отчаянием махнув рукой, — нам придется совсем отказаться от нашего проекта.

— Почему?

— Потому что Треморель, по всей видимости, не оставляет Лоранс одну ни на минуту.

— Тогда я вытащу его на улицу.

— И вы, такой прозорливый, думаете, что он рискнет выйти из дома? Разве вы не понимаете его положения в настоящий момент? Ведь это мы, только мы одни знаем, что разоблачения Соврези не найдутся никогда, а ведь он этого не знает. Быть может, он воображает, что рукопись эта уже найдена, что против него возникли подозрения, начались поиски и полиция на ногах…