Убийство в Рабеншлюхт
Шрифт:
Отец Иеремия не представлял, как можно быть нелюдимее самого Ганса, но от одной мысли об этом содрогнулся внутри себя. Зачем этот неприятный человек ушел с ножом вслед за Иоганном и Мартином? Ганс говорил невозмутимо — может быть, такие походы были в порядке вещей у чужаков, а может, Ганс просто не осознаёт, что по округе разгуливает оголтелый бессовестный убийца и что мальчикам, возможно, угрожает опасность.
Отец Иеремия не на шутку взволновался, он собирался поговорить с чужаками, спросить их, кто где был сегодня в полдень. Но вместо этого с молитвой к Богородице на устах, мимо конюшни и хлева, мимо пустующей собачьей будки, поспешил к калитке.
— Осторожнее там! — крикнул ему один
Вот и забор. Но куда идти дальше? Священник не знал направления, в котором отправились юные искатели приключений, он растерянно посмотрел по сторонам и тут громко каркнула сидящая на ближайшем вязе ворона. Вслед ей ответила другая, через несколько секунд на отца Иеремию обрушился целый шквал требовательных надрывных звуков, большие птицы вылетали из кустов, а следом за ними — о счастье! — выскочили Иоганн с Мартином. Живые и здоровые, только до смерти перепуганные. Отец Иеремия не стал бранить племянника, так обрадовался его возвращению, но тут же поспешил к сараю за кузнецом.
— Мы на минутку вышли, — оправдывался, сопровождая его, Иоганн. — Время так быстро пролетело. Вы не думайте, дядя, мы не просто так гуляли, мы проводили расследование на местности.
Наконец телега могла отправиться в путь. Анна вышла проводить гостей, и они поехали обратно к кузнице.
— Вы чего-то испугались в холмах? — добродушно — ведь опасность миновала — спросил отец Иеремия. — Надеюсь, не призрака увидели?
— Призрак все больше к ночи является, когда темнеть начинает, — машинально обронил кузнец и дернул поводья. — Рано ему еще.
— А вы сами его видели?
Генрих недоуменно пожал плечами:
— Кто его знает — есть ли он, нет ли, я ни разу не видел, а у колодца Рэнгу он, говорят, появляется, ну, и в холмах… там даже чаще. Чужаки видели, и в деревне многие, почему я должен сомневаться?
Священник оживился:
— Вот мне интересно, а кто-нибудь знает, что нужно призраку? Ведь если он является людям, должна быть для этого какая-то причина. Неужели вы не хотели никогда разузнать, в чем тут дело?
— Я не любопытен, — сухо заметил кузнец. — Чем меньше лезешь в чужие дела, тем дольше живешь на этом свете. Анна считает, что призрак — это ее покойный муж. Боится дико. Что я мог сделать для нее — сделал: поставил вокруг хутора ловушки, капканы, собаку вместо убитой привез. Думаю, если не бояться, призрак не навредит. Человек бывает гораздо страшнее привидения.
— Это да, — охотно согласился священник.
— Не лучше ли не устраивать панику, а заниматься каждому своим делом? — укоризненно произнес кузнец.
Отец Иеремия покраснел до корней волос, это ведь была его обязанность — таким образом вразумлять невежественных, полных предрассудков, прихожан, но появление призрака, возможно, связано с убийствами, и, значит, ему следует разобраться во всём. И в этом вопросе тоже.
Лошадь доехала до глубокой вязкой лужи и понуро остановилась.
— Но! Но! — хлестнул кнутом Генрих, но лошадь стояла как вкопанная — так, словно перед ней расстилалась не лужа, а по меньшей мере море. Задумавшись и глядя вглубь леса печальными глазами, она прядала ушами и вовсе не собиралась трогаться дальше. — Но! Поехала! — снова гаркнул кузнец и уже хотел слезть с облучка, чтобы повести лошадь в поводу, но тут раздалось очередное громкоголосое карканье, на телегу налетела туча ворон, и лошадь, тяжело вздохнув, и выйдя из состояния глубокой задумчивости, потянула телегу вперед. В этот раз Иоганну было не так страшно проезжать топкое место, как по дороге к лесничихе — вероятно, на него подействовало добродушное спокойствие кузнеца.
— Мартин много раз видел призрака, — затараторил он, боясь, что дядя опять начнет задавать свои вопросы Генриху, а он не успеет высказаться. — А сегодня мы видели знаки. Рисунки на скалах. И еще был один знак — мы нашли отрубленные вороньи головы. Убийца не только людям головы отрезает, но и воронам.
— Топором? — хмыкнул кузнец. — Ну-ка, дружок, возьми там, под рогожей, топор, да попробуй им хоть одну из этих тварей зашибить.
Священник внимательно посмотрел на кузнеца. Он уже не раз думал об этом. И вправду — убить ворону налету топором не так уж просто, да еще вот так, чтобы голову ровно-ровно отрезать. Сколько, говорил Иоганн, он нашел вороньих обезглавленных трупов? Четырнадцать? Пятнадцать?
— Значит, убийца сначала ловит ворон, а потом отрубает им головы, — загорячился Иоганн. Он испугался, что его версия может быть сейчас отвергнута.
— Или их убили метательным оружием, — добавил кузнец, — кто-то, кто хорошо им владеет. Очень хорошо. Не хуже, чем я владею молотом и наковальней, — он задумался. — Я видел у графа Еремина книгу: в Австралии туземцы бросают изогнутые отточенные палки, их называют бумерангами. Такая палка вполне может снести вороне голову, если бросить ее со сноровкой. И в Индии местные воины бросают во врага круглые острые диски — их называют чакрами. Люди много придумали орудий, как убить себе подобного. Вот, скажем, топор. Полезная в хозяйстве вещь. Всегда можно дров нарубить. Так ведь нет, сразу найдется кто-то, кому придет в голову из этого сделать орудие убийства: секиру, лохабер, бердыш, алебарду, — кузнец осекся, и это не прошло мимо внимания отца Иеремии.
— Кстати, насчет алебарды, — тут же спросил он. — Для кого вы ее изготовили?
— Ох, Себастьян, ох, паршивец, — скрипнул в сердцах зубами кузнец. — Сколько раз говорил ему: никто не должен видеть мою работу, запирай дверь, если уходишь. А лучше — вообще ни шагу со двора.
— Если бы отец Себастьяна признал его сыном, он бы не ушел, уверяю вас, — мягко вступился за подмастерье священник. — А дверь он, наверное, забыл закрыть.
Кузнец немного помолчал, а потом хмыкнул:
— Хитрый вы, святой отец, хотите, чтобы я мальчишку запросто так сыном признал. А если я в этом не уверен, что он мой сын, если…
— … если так, можно было бы усыновить его, — закончил за Генриха отец Иеремия. — Ведь не чужой он все-таки, а при том сирота.
— И дверь он не запер не потому, что забыл! Он наверняка поджидал этого проходимца Альфонса Габриэля. Стоит мне уехать, как он сразу этого пройдоху кормить-поить начинает.
— Себастьян — добрый мальчик, — мельком заметил отец Иеремия.
— А кстати, — встрепенулся кузнец, — вы узнавали, где был бродяга во время убийства?
Священник задумался. Нину с Йоахимом он об этом не успел спросить, а надо бы… А что говорил учитель? Он сказал, что не помнит, когда появился бродяга, но когда обратил на него внимание, тот торчал за забором.
— Вряд ли однорукий бродяга справится с алебардой, — сказал отец Иеремия.
— Но кинуть бумеранг он мог?
— Стоп-стоп-стоп, — запротестовал отец Иеремия. — Это уже вовсе досужий вымысел. Алебарда была воткнута в горло Феликса. Его ударили два раза. Это факт. А бумеранги — это всего лишь ваше предположение.
— А может, вправду бумерангом? — взволнованно подскочил Иоганн. — Мы с Мартином пробовали, как можно ударить человека топором по горлу! Так вот — это очень-очень несподручно, дядя! Надо низко, почти пополам изогнуться и стоять при этом сбоку от того, кого хочешь ударить. И надо чтобы противник еще при этом держал шею открытой и не пытался сопротивляться. Но если тебя хотят ударить топором, пока размахиваются, ты не будешь стоять столбом, ты десять раз успеешь поднять руки, чтобы как-то защититься.