Убийство в Рабеншлюхт
Шрифт:
— Ты хочешь сказать, — спросил отец Иеремия, — Феликс знал, что кузнеца не будет? Подумай хорошенько! Зачем он тогда пришел в кузницу?
— Понятия не имею, — сказал Себастьян и пожал плечами.
Священник глубоко задумался.
— Вот что, дай-ка мне эту записку, — велел он мальчишке. — И будь очень осторожен. Убийца на свободе. Пока ты здесь, под охраной, тебя никто не достанет. Но, возможно, убийца думает, что ты знаешь больше, чем он хотел бы… Тогда он постарается добраться до тебя. Кстати, а куда отправился Генрих, в Леменграуен?
— Ну да, — кивнул Себастьян. — Он поехал в город, с ночевкой. Собирался остановиться
— А зачем, не знаешь?
— Заказы развозит, он часто ездит. Но мне не рассказывает про свои дела. Только обратно приезжает всегда с деньгами и веселый.
— Он называл чьи-нибудь имена? Заказчиков? Или знакомых городских?
— Кажется, нет. Хотя вот, месяц назад, когда вернулся, он сказал, что у русского графа Ерёмина потрясающая свора меделянской породы и он хотел бы приобрести щенка от суки Роли…
— Вряд ли граф виноват в убийстве, — сказал отец Иеремия и взял записку из рук Себастьяна. — Держись, дружок. Сделаю для тебя всё, что будет в моих силах.
На этот раз он все-таки постучал в дверь. Вальтер Бауэр тотчас открыл её.
— Ну как, покаялся малец в убийстве? — спросил он священника.
— Это не Себастьян убил Феликса, — ответил отец Иеремия.
— Да ну бросьте вы! Как это не Себастьян? Кто же еще? — на лице жандарма отразилось недоумение.
— Не знаю. Но мы должны с вами найти настоящего убийцу.
— Я вас не понимаю, святой отец. Я, конечно, вас уважаю, и всё такое, ваш сан, ваше положение. Но подмастерье нашли с топором в руках. Прямо над трупом, из которого он его вытащил. И все знают, как мальчишка ненавидел Феликса.
— Прежде всего, Себастьян говорит, это не топор, это алебарда. Мальчик и вправду, наверное, вытащил ее из раны, когда увидел, что она торчит из тела Феликса. Любой бы так сделал. У меня есть доказательство, что он не убийца. Посмотрите! Кто-то подсунул ему эту записку…
Бауэр брезгливо, двумя пальцами, взял протянутую ему грязную мятую бумажку и, шевеля губами, внимательно проглядел ее.
— А вы вправду знаете, кто отец Себастьяна? — приподняв брови, спросил он.
— Да нет, Вальтер, — с досадой воскликнул священник. — Я не писал это! Эту записку вчера подкинули Себастьяну, чтобы выманить его сегодня утром из кузницы. На то время, когда там случилось убийство.
— Вот оно как! — удивился жандарм. — Интересно получается. Значит, вы правы: Себастьян и вправду, возможно, не виноват. А, как думаете, сам он не мог написать записку, чтобы отвести от себя подозрение?
— Да будто вы его не знаете, — возразил отец Иеремия. — Он пишет, как кура лапой царапает, и в каждом слове делает две ошибки, а тут… все буковки, все запятые — одна к одной, на месте. Да и не мог бы он додуматься до столь хитрого хода — создать себе алиби, не суметь Себастьяну запланировать преступление столь тщательно. Он хоть и шкодлив, но весьма недалек.
— Да, я как-то не подумал, — согласился Бауэр. — Пожалуй, так и есть. Просто для меня так неожиданно… Я был уверен, что мальчишка — убийца. Придется вызвать из города следователя. Даже не знаю, кого попросить… Обычно я сам бываю в Леменграуене с еженедельными отчетами, но сейчас… Вы можете за ним съездить, святой отец? В деревне неспокойно, мне надо следить за порядком и кутузкой — сами видите, народ лютует. И за Себастьяном нужно приглядывать — до приезда следователя я не могу его отпустить. А старосты Шульца, как назло, нет… — Бауэр
Конечно, ситуация получалась двусмысленная. Распоряжаться в таком серьезном деле как преднамеренное убийство должен был староста деревни, а он как раз на днях повез расхворавшуюся в последнюю зиму супругу на воды, в Рогашку Слатину. Доктор Филипп весьма озаботился ее состоянием, опасался чахотки и настоял на смене климата для своей пациентки. Но хуже всего было то, что староста Шульц и его супруга были родителями убитого Феликса.
— Интересно, может, убийство связано с их отъездом? — сосредоточенно потирая голую макушку, произнес жандарм. — Что-то здесь явно нечисто. Зачем убивать ничтожного городского прощелыгу, которого, говорят, собираются… собирались выгнать из университета? Представить себе не могу. Так вы съездите в Леменграуен, святой отец?
— Нет-нет! — воскликнул священник. — Я останусь в Рабеншлюхт! Я должен помочь вам найти убийцу. Он ходит на свободе, а невинному сироте грозит гибель. Пошлите в город кого другого, хоть прислугу из дома старосты. А помочь Себастьяну — это не только мой долг, но и личное дело, здесь затронуто и мое честное имя, и жизнь раба Божьего, за спасение души которого я несу безоговорочную ответственность. — Бауэр поморщился. Священник сделал вид, что не заметил этого. Он знал, что Вальтер Бауэр заражен новомодным атеистическим течением и не верует в Бога. За это отец Иеремия слегка недолюбливал жандарма, но часто себя укорял в том — ведь перед Господом все равны — и пути Его неисповедимы — неизвестно, какую роль в замысле Творца играют атеисты и материалисты, но раз попущено им быть такими, значит, следует принять волю Божью. — Поймите, Вальтер, ведь следователь не знает Себастьяна, как мы с вами, он может не вникнуть во все подробности дела. Деревня ненавидит мальчика, чего только не скажут про него, представьте сами. И у человека, который должен будет решить судьбу Себастьяна, окажется изначально предвзятое мнение! Мы должны выйти на след преступника и собрать улики до приезда следователя.
— Вы хотите найти убийцу? — ухмыльнулся Бауэр. — Ну-ну, я не возражаю. Только не боитесь ли вы, святой отец, что ваша жизнь тоже подвергнется угрозе?
— И все-таки я должен найти злодея, — сухо ответил отец Иеремия. — Но хотел бы, Вальтер, спросить у вас совета. — Как вы думаете, с чего мне следует начать?
Бауэр вновь потер голую макушку и задумался.
— Прежде всего, напишите мне для отчета: «Я, священник деревенского прихода Иеремия, считаю подмастерье кузнеца Себастьяна невиновным в совершении убийства».
Жандарм уступил место за столом священнику и тот написал, что ему было велено.
— А вот теперь посмотрите, — сказал Бауэр, — как вы написали слово «Себастьян», даже не слово, а одну только букву «S». Вы точно и четко обозначили начало и конец знака черточками. Это характерная особенность вашего письма.
— И что это значит? — спросил отец Иеремия.
— Это значит, я убедился в том, что вы сказали мне правду. Я проверил, точно ли не вами написана записка, полученная Себастьяном. Как видите, тут буквы совсем другие. И если мы посмотрим на ту же «S», то в записке она резкая, угловатая, с характерными, глядящими вверх рожками. Если вы сумеете найти того, кто так же пишет эту букву, то мы найдем человека, который хотел убрать Себастьяна из кузницы, мы найдем убийцу. Понимаете меня?