Убийство Вампира Завоевателя
Шрифт:
Я выдохнула его имя и подползла к нему. Голова плыла, а конечности подкашивались. Тьма цеплялась за края моих чувств, готовая в любой момент утащить меня.
Но мне все же удалось добраться до Атриуса, и мои руки скользнули по его обнаженной груди.
В моей памяти промелькнули обрывки его воспоминаний — воспоминания о том, как Ньяксиа жестоко убила принца Кровнорожденных даже после того, как он выполнил ее величайшие требования. На один ужасный миг мне показалось, что она поступила так же и с Атриусом.
Если бы она так поступила,
Я не смогла закончить мысль. Я использовала последнюю энергию, которой у меня не было, чтобы проникнуть в ауру Атриуса так глубоко, как только могла позволить мне моя истощенная магия, до самой сердцевины его сердца.
И там я почувствовала его душу. Слабую. Но живую.
И здесь не было гнили. Ничто не поглощало его.
Я выпустила дрожащий вздох и прижалась к нему. Прилив адреналина покинул меня, как и остатки моей скудной энергии.
Атриус слабо пошевелился. Он приподнял голову и издал беззвучный хрюкающий звук. Одна его рука нашла путь к моей руке и на мгновение замерла, как будто он не был уверен в своих ощущениях.
Его глаза открылись, осознание вернулось к нему в тот же миг, как и ко мне.
Его пальцы сжались, и с этим давлением реальность наших отношений рухнула вокруг меня.
Я предала его. Он бы убил меня за это. Любой король поступил бы так же.
Эти истины укоренились в моем сердце.
Возможно, мне привиделось, как он произнес мое имя.
Я открыла рот, чтобы заговорить, когда Атриус поднялся, но темнота забрала меня прежде, чем я успела произнести слова. В любом случае они были бы бесполезны.
ГЛАВА 48
Я снова проснулась в своей комнате.
Я сразу же узнала это место. Если раньше я узнавала его по врожденной знакомости, то теперь — по неописуемой разнице: каждый из знакомых запахов и ощущений немного изменился, словно свет сместился каким-то необъяснимым образом.
Я лежала, не шевелясь. Сначала я подумала, что последний день — неужели это был всего лишь день? Сколько времени прошло? Это был сон. Конечно, мне снились предательства, признания, разрушенные проклятия и богини — богини — стоящие прямо передо мной.
Но вот моя рука поднялась и коснулась щеки, палец прочертил дорожку, которой касалась богиня. Кожа казалась такой обманчиво нормальной. И все же… совсем не нормальной.
Нити запутались, и я неловко ухватилась за них. Я села, восстанавливая хватку…
… И столкнулся лицом к лицу с завоевателем.
Он сидел в кресле в углу, опираясь пятками на журнальный столик, — зеркальное отражение его позы в тот момент, когда я впервые очнулась в его присутствии, несколько месяцев и целую жизнь назад. В его руках был кинжал.
Кинжал.
— Я уже начал думать, — сказал он, — что ты никогда не проснешься.
Он смотрел на лезвие, небрежно перекладывая его из одной руки в другую, а не на меня.
Он
— Я немного удивлена, что проснулась, — сказала я, и если Атриус и понял подтекст этого предложения, он никак на него не отреагировал. Он вообще ничего не сказал, продолжая изучать кинжал, опустив глаза. Я не могла не упиваться его присутствием — его присутствием, которое стало мне так хорошо знакомо. Как мог тот, кто собирался убить меня, чувствовать себя так комфортно? Почему мне хотелось прижать его нити к своей душе, причем так глубоко, чтобы память о них осталась со мной, когда я уйду?
Я проследила взглядом за плоскостями его опущенного, серьезного лица, за прядями его волос, за темными рогами, которые идеально смотрелись под углом.
— Они у тебя все еще есть, — сказала я. — Даже если проклятие исчезло.
Уголок его рта дернулся.
— Видимо, она не могла быть слишком доброй.
Нет, никто не мог сказать, что Ньяксиа была слишком доброй. Но тогда никто не мог сказать этого ни про одного из богов. У меня было четкое ощущение, что единственная причина, по которой Акаэи отказалась забрать мою голову в качестве компенсации за голову Зрячей Матери, была в какой-то степени эгоистичной, хотя я и не понимала, почему.
Полезная, она назвала меня.
Он снова взял в руки клинок и медленно повертел его между пальцами.
— Итак. Это оружие, которым меня хотели убить.
Моя челюсть сжалась.
Я была готова к этому, сказала я себе.
Я наклонила подбородок.
— Да.
Я не буду лгать. Больше не буду.
— Я узнаю его. Ты проехала с ним сотни миль.
— Да.
— На вид в нем нет ничего особенного. Но когда я взял его в руки, то понял, что он магически усилен. — Он перевернул его одним плавным движением, взяв за рукоять. — Хорошо сделан. Смертоносный. Что было удачей.
Достаточно смертоносный, чтобы несколькими ударами снести голову Зрячей Матери. Действительно, удача.
— Арахессены серьезно относятся к своей работе, — сказала я. — Он должен быть достаточно хорош, чтобы быстро убить.
— Быстро убить воина-вампира.
Я была готова к этому, сказала я себе.
Я знала, что будет больно.
Я моргнула, не обращая внимания на слабое покалывание.
— Да.
Я не стала защищаться. Не стала объяснять. Что я могла ему сказать? Он уже видел правду.
С того момента, как я ослушалась приказа Зрячей Матери, я была готова умереть за это. Я предпочла бы, чтобы это произошло от его руки.
Он встал, и я сделала то же самое, борясь с волной головокружения, нахлынувшей на меня при этом движении.
Он поднял бровь, оглядывая меня с ног до головы, и я ответила на его незаданный вопрос:
— Я предпочитаю встретить смерть стоя.
Еще один легкомысленный отголосок нашей первой встречи. Но на этот раз мне пришлось произнести это, преодолевая комок в горле.