Ублюдки и стрелочники
Шрифт:
— Кто это был? — спросил Джаред.
— Общий друг, — выдохнула я. — Извините, мне надо в туалет. Скоро вернусь.
Я спрыгнула с барного стула и прошла через толпу к туалету, моя сумочка была плотно прижата ко мне.
Что, черт возьми, я вообще делаю? И почему буквально каждая часть моего тела кричала о желании?
Я вошла в кабинку и захлопнула дверь, закрыв ее на замок. Затем прислонилась к деревянной двери и достала телефон, чтобы позвонить Хамильтону. Он немедленно ответил.
— Прикоснись к себе, — потребовал он в тот момент, когда я услышала его.
— Что? — прошептала
Я оглядела кабинку.
— Ты разрешила ему прикоснуться к тому, что принадлежит мне, — прорычал. Хамильтон, он был без футболки. — А сейчас ты прикоснешься к своему нуждающемуся маленькому клитору в общественном туалете, пока я буду смотреть. Если тебе повезет, я покажу тебе, как сильно ты заставляешь мой член твердеть.
— Черт, — выругалась я. — Я не могу.
— О нет, ты можешь. Ты хочешь поцелуев, Лепесток? Хочешь, чтобы тебе сделали приятно? Ты звонишь мне, независимо, чем я занят и где нахожусь, я всегда позабочусь о своей девочке. Тебе не нужно искать кого-то на стороне.
— Я не твоя девочка, Хамильтон. Когда ты прикатишь все это?
Он тяжело вздохнул.
— Ты все еще не понимаешь. Хватит говорить мне, что ты не моя, потому что я могу прилететь и показать, насколько ты принадлежишь мне. Положи палец в рот. Пососи его хорошенько для меня, Лепесток.
Я не видела, что он делал, потому что камера обрезала картинку, но я заметила качающееся движение его руки, как будто он поглаживал себя. *бать.
Что я делаю? Здесь никого нет. Это не причинит вреда, ведь так? Я снова оглянулась, прежде чем неохотно подчинилась ему. Мои губы, обернутые вокруг пальца, и он улыбнулся. Я посмотрела на него голодными глазами, прежде чем вытащить палец изо рта.
— Когда я вернусь домой, ты этими прекрасными губами обхватишь мой член, Вера, — сказал он с ворчанием. — А теперь прикоснись к себе. Позволь мне увидеть, как ты кончишь. Позвольте мне увидеть, насколько ты моя. Может твой мозг еще не понимает этого, но твоя киска отчаянно жаждет меня внутрь.
Я глубоко вздохнула и проскользнула рукой за пояс юбки. Мои трусики стали влажными от слов Хамильтона. И я плавно погрузила руку в свою жару и подушечкой пальцев кружила вокруг своего чувствительного местечка. Я дернулась вперед. Мои губы открылись со вздохом, когда я посмотрел на Хамильтона.
— Ты такая чертовски великолепная, Вера. Посмотри, каким твердым ты меня делаешь. Он опустил камеру пониже, и я ахнула при виде его толстого, длинного члена. Его ладонь едва ли могла обернуться вокруг него. Он делал это медленно, и я облизывала свои губы, воображая то, что это его вкус у меня на губах, ущипнула клитор и простонала.
— Вот так, детка. Я тот, кто может помочь тебе расслабиться с другой стороны страны. Я тот, о котором ты не можешь перестать думать. Я тот, кто заставил чувствовать себя эгоистично впервые в твоей жизни. Никого здесь нет, детка. Сейчас есть только ты и я. Твоя красивая киска и мои слова. Твои маленькие пальцы работают, потому что я приказываю им, и это не делает какой-то там мальчик, с которым, ты думаешь, тебе нужно быть. Это все я. Только я. И всегда буду я. *бать.
Я выдохнула, и оргазм полностью настиг меня, пока кто-то громко постучал в дверь.
— Вера? Ты тут?
Голос
Меня не волновало, что за дверью был Джаред и что он со всей силы бил по двери. Мои щеки были залиты румянцем. Я очень хотела Хамильтона, и с этого момента больше не буду отрицать этого.
Глава 14
— На следующей неделе у нас первый тест. Вы уже должны были прочитать четыре главы учебника, — сказала доктор Бхавсар, опуская экран проектора. Сегодня ее волосы были собраны в тугой пучок, а туфли на шпильках были ярко-красного цвета, в цвет пожарной машины. Ее уроки быстро стали моим любимым. Мне нравилось, как она смотрела на мир.
Я заправила свои гладкие волосы за ухо и поправила свитер. В аудиториях уже стало холодно. Скоро осень в Коннектикуте будет в самом разгаре, и я не могу дождаться более прохладной погоды.
— Хочешь поучиться вместе в эти выходные? Я закажу еды, — предложил Джаред.
У нас были неловкие двадцать четыре часа после инцидента в туалете, но он появился на следующее утро с коробкой пончиков. Он должен был знать, что я там делала. Когда мы с Хамильтоном закончили, я открыла дверь, мои ноги тряслись, лицо было полностью красным и сердце бешено колотилось. Джаред стоял возле раковины, скрестив руки на груди. Он не заставил меня объяснить, что произошло, но мне и не нужно было этого делать. По крайней мере, он не настаивал на втором свидании. Я с полной уверенностью знала, что мы с Джаредом можем быть только друзьями. Меня не соблазняла его вежливость или игривое прижатие его ноги к моей, пока мы смотрели Netflix на полу в моей гостиной. Ни комплименты, ни подарки, ни заботливость, ни его непоколебимая любезность — ничего их этого не вызывало у меня тех чувств, которые вызывал у меня Хамильтон. Джаред был как Тайленол, притуплял легкую боль, Хамильтон же был опиумом — вредным для меня и вызывающим привыкание.
Джаред все равно флиртовал со мной, это было его манерой общения. Но он полностью переосмыслил все это с тех пор, как мы чуть не поцеловались в баре. Я была благодарна, что он отступил, потому что, пока он восстанавливал свою позицию друга, Хамильтон восстанавливал себя как… ну, я не совсем уверена, как кто.
Мы с Хамильтоном разговаривали каждый день. Ни о чем, да обо всем. Он рассказывал о своей работе на буровой, а я рассказывала ему о своих занятиях. Мне было чертовски комфортно с ним, но я чувствовала, что вот-вот случится что-то плохое. Каждый раз, когда я видела, как его имя всплывает на моем телефоне, в моем животе летали бабочки, и я даже не пыталась это скрыть. Каждый раз я отвечала, подавляя чувство вины настолько, насколько это было возможно, при этом говоря себе, что это будет в последний раз.