Убойная должность
Шрифт:
– На кого? На преступника? Быстро: фамилия, имя, кличка, в каких преступлениях подозревается, кем разыскивается?
– А-а… Э-э…
– Ясно! Чего тебе от меня надо было? Быстро давай!
– Из-за бабы это, – пробурчал Серегин, опуская голову.
Капитан не покраснел, а стал буквально малиновым. Сейчас в нем говорили не столько стыд, сколько обида, что так глупо вляпался, попался сотруднику ненавистного управления, который ему может таких неприятностей наделать, что просто… А ведь еще придется оправдываться перед тем, кому впору морду бить из-за нее…
– Что?! – не поверил Антон своим ушам. – Какой бабы? Ты что, пьян?
– Вики Кушнаревой…
–
– Не совсем, – покачал головой участковый. – А почему ваше управление этим занимается? А-а, вы кого-то из полиции подозреваете?
– Да не твое это дело, почему! Твое дело мне сейчас объяснить, что это за уголовники и в каких ты с ними отношениях?
– Да ни в каких, – начал мямлить Серегин, – просто знакомые… бывшие поднадзорные. Встретил вот, а они ко мне с уважением, потому что справедливым считают… вот и…
– Вот ты их на меня и натравил! И смотрел, как один из них ножичком балуется, на меня наставляет! А кто им велел «позабавиться маленько»? Не ты ли?
Серегин промолчал. Антон сдержался, чтобы не сплюнуть от злости и чувства брезгливости. Мразь он, конечно, но сейчас этот капитан мог пролить кое на что свет. И Антон стал допрашивать его, а не говорила ли ему Вика о смерти подруги чего-нибудь интересного. Например, рассуждала о причине суицида, какой-то беде, которая могла неожиданно случиться у Дубровиной.
Серегин с трудом перестроился с одной темы разговора на другую, но постепенно стал рассказывать. Ничего нового Антон от него не узнал, только… Оказывается, Кушнарева все-таки считала, что в смерти Оксаны виноват какой-то тип. Вроде в кого-то она влюбилась, потеряла голову. Только странно как-то влюбилась. Очень быстро! Вроде была все время нормальная, а потом пару дней ходила хмурая, особенно в последний. И на вопросы не отвечала, когда Кушнарева и Золотарева ее расспрашивали. А потом хлоп, и самоубийство.
Антон задумался. Наверное, верить Серегину стоило, потому что есть такие вещи, которые женщины сказать могут только в постели или очень близкому человеку. Такое, что у них глубоко в душе, потаенное. Вот и получается, что может существовать некий мужчина, из-за которого и случилась эта беда.
– Значит, так, Серегин! – вернулся Антон наконец к первой теме. – Не заставляй меня организовывать служебную проверку относительно тебя и твоих отношений с криминалом. Если мы начнем копать, то от срока тебе не уйти. Не хочешь уголовного дела и скандала вокруг своей фигуры, завтра же напишешь рапорт на увольнение. Из-за твоей Вики тебя пожалел. И не ревнуй ее к каждому столбу! Будь ты мужиком, в конце концов! Понял меня?
– Понял, – кивнул Серегин. – Завтра напишу рапорт.
Понимая, что в этом городе он может заниматься расследованием не один месяц, Антон решил, что надо ехать в другие области, где при аналогичных обстоятельствах покончили с собой другие девушки. Сходство может дать ниточку, а здесь… Антон для очистки совести все-таки поговорил еще раз с Кушнаревой и убедился, что на семинаре Оксана занималась в группе из пятнадцати человек. И таких групп было шесть. И если уж близкие подруги не знали, в кого могла влюбиться до потери сознания Дубровина, то искать среди этой толпы народа можно до бесконечности. Вернуться сюда можно в любой момент. Как там Быков сказал? Только за свой счет. Ничего, можно и за свой, если дело того стоит.
Полковник Рязанцев, к которому Антон забежал попрощаться перед отъездом в Уфу, очень удивился вопросу молодого человека.
– Кражи денег с банковских счетов? А широкий у тебя круг интересов! Вообще-то была такая струя. Стыдно, конечно, признаться, но ничего толком мы сделать в этом направлении не успели. Так «висяком» и ограничились. Пока ломали головы и консультировались со специалистами-компьютерщиками, взломы «личных кабинетов» прекратились. Месяца полтора уже ни одного случая.
– Понятно. Я еще попросить вас хотел обратить внимание на некоего участкового капитана Серегина. Не могли бы вы проследить, чтобы он написал добровольно рапорт на увольнение? Если не напишет, то можете ковырнуть по своей линии. Убежден, что там много чего интересного вскроется. Совместные дела с уголовниками, например…
Глава 8
Когда Антон уезжал из Челябинска, погода круто изменилась. После короткой оттепели и мороси вдруг ударил мороз. Заледенелые тротуары не везде успели посыпать песком и реагентами, ледяной ветер с особой злобой задувал под куртку и хватал за нос и щеки. Антон сидел в поезде, отогреваясь горячим чаем, и думал о результатах визита в Челябинск. Остались одни вопросы. Информации много, однако вся она была со множеством «но». Дубровина была успешная, позитивная, стремящаяся делать карьеру, но… Она была одинокая, ни с кем особенно не сближавшаяся молодая женщина, которой не из-за кого травиться, но… Она покончила с собой, но… И ответы на все эти «но», как ни парадоксально, можно найти далеко от Челябинска. Так теперь Антону казалось.
Уфа встретила Антона ледяным ветром и морозом, который без снега воспринимался совсем уж тяжело. Добравшись на такси до ГУВД, Антон еще часа два маялся в здании, пока наконец не попал в кабинет заместителя начальника управления подполковника Власяка. Подполковник был дороден, лыс и, судя по выражению лица, вполне доволен жизнью. Не то чтобы его физиономия выражала счастье или постоянно ощущаемое удовольствие. Нет, просто у такого типа людей самодовольная ухмылочка приклеена намертво. Такие и на суде после объявления приговора с конфискацией продолжают так же выражать свою жизненную позицию. Вроде как все это происходит не с ними. Или с ними, но вот-вот все разъяснится и закончится. А привлекут кого-то другого.
Почему Антон сразу дал такую характеристику Власяку, он и сам не понимал. То ли потому, что подполковник отвечал за вопросы материально-технического обеспечения, то ли потому, что он гостя из Екатеринбурга мариновал в бюро пропусков, а затем в собственной приемной. Да и встреча в кабинете была далекой от деловой.
– Это ты, значит, из Екатеринбурга, – снисходительно проговорил, кивая лысеющей головой, Власяк. – Ну, как там город моей родины? Как там наш профессор? Как институт?
Судя по тому, как задавались вопросы, и по их обилию, и по интонации, Антон понял, что они риторические. Не интересует этого Власяка ни город, ни здоровье Воронцова, ни сам институт. Ему и тут сытно, на его воспоминания наложились более приятные воспоминания времен, прожитых уже здесь, в этом городе, в этом управлении, где он пошел вверх по хозяйственной линии благодаря удачной женитьбе.