Убойные ребята
Шрифт:
– Пачиныл, – кратко сказал он. – Никакой денга теперь не надо.
– Что, правда – починил? – спросил разомлевший уже Фокин, который выпил на голодный желудок уже около двух литров белого вина.
– Иди – провэр, – сказал Арам, беря в руки шампур и меланхолично нанизывая на него куски мяса – один, другой, третий. – Эти бистрее пожарым. Жрать нада.
– Вместе пойдем проверим, потом жрать, – сказал Свиридов, вставая и цепляя с колен на указательный палец барсетку. – Может, она опять того… хреново работает.
– Бистрее, – крикнул им вслед Аветисян, –
Какие-то непонятные нотки послышались в голосе Аветисяна, и Свиридов медленно повернул голову в его сторону. Аветисян все так же улыбался, но в руках его не было ни мяса, ни вина, ни специй, а только – пистолет, предохранителем которого он только что щелкнул. Аветисян оскалил белые неровные зубы в довольной усмешке:
– Нэ дергайся, дорогой. Я же сказаль, что баран готов почти. Ты и есть этот баран. Давай сюда барсетка. Я так понимаю, там хорощий дэнга ест. Твой друг еще на базаре в Хабаровске квакал, что там баксов полно.
Свиридов бросил пронизывающий взгляд на Афанасия: да, кажется, тот по пьяни в самом деле болтал лишнее. Аветисян давно мог спустить курок, но не спешил, чувствовал себя хозяином положения:
– Ви же приезжие, да? Я знаю, из Москвы. Это я все слышал. Удружили ви нам, малодцы. Я даже нэ поверил, когда нам позвонил Иван Филипыч и сказал, щьто тут чувак на моей машине, которая в угоне числится – действительно. Ви даже не знаете, как ви нам удружили. Дали нам такой харощий возможност взять вэсь барсетка. Ну-ка… – Свиридов бросил барсетку к его ногам, – посмотрим. Э, хорощий дэнга! Баксы, карточки нэррусские. Кредитки, да? Продвинутый ты, да? – Он, сощурясь, смотрел на Свиридова. Чуть позади, окаменев, стоял Фокин и перепачканный Арам с шампуром в руке. Свиридов произнес:
– Да вы что, ребята, совсем, что ли? Неаккуратно работаете! Если вы нас тут завалите за эту жалкую барсетку, то все равно куча свидетелей, которые нас с вами видели. Вряд ли Филипыч этот вас покрывать будет, если сюда приедут из Москвы расследовать обстоятельства нашего исчезно…
– Из Москвы? – Аветисян насмешливо щурился, при этом его лицо странным образом сохраняло выражение доброжелательности, хотя в глазах прыгали откровенно злые огоньки. – Ты щьто, важный персон? Посол, дыпломат? Нэ-эт! Тогда бы ты нэ стал покупать у меня эту развалюху и нэ лоханулся бы так! А щьто расследовать… да ты просто нэ знаещ, куда попал. Это тэбэ не Москва! Тут каждый за себя!
– В Москве тоже, – с трудом выговорил Владимир.
– Только там до царя близко, дэлают вид, щьто работают!.. А тут другие хозяева, и ты попал, барран! Никто тэбя валить нэ будет, но только еслы не побэжищ в мусарня! Филипыч тэбэ первый навешает! А если во Владивостоке будещ жаловаться, то еще хуже будэт!
– Дикость какая-то, – произнес Влад. – А я думал, что бандитский беспредел в девяносто пятом закончился. Даже в девяносто четвертом. И что сейчас это не модно. Думал, что все поделено и что каждый стрижет свою поляну. А ты тут по широкому профилю: торгуешь в Хабаровске, грабишь под Владивостоком! Кто же тут весь этот беспредел
– Сам поняль, щьто сказаль? – еще больше щурясь, сказал Аветисян. Арам за спиной Свиридова отрывисто захохотал, и в этот момент Фокин, развернувшись, шлепнул его раскрытой ладонью так, что щуплый армянин отлетел метра на три в сторону и сильно ударился головой о только что починенную им (по крайней мере, он сам так утверждал) свиридовскую «Хонду». Правда, за доли мгновения до того он успел вытянуть перед собой шампур и вонзил стальной клинок в тело Афанасия возле правого плеча. Шампур вошел глубоко, его кончик вышел даже из спины Афанасия возле лопатки.
Фокин прохрипел что-то жуткое и пошатнулся, а Аветисян вскинул пистолет и выстрелил в Свиридова. Владимир еле успел среагировать – еле успел грубо швырнуть свое тело далеко в сторону, на влажную утреннюю траву в длинном, мгновенном, как распрямившаяся мощная пружина, прыжке. Сухо рявкнул «ствол» Аветисяна, раскатился – раз, другой! Свиридов перекатился через голову, фонтанчики пыли взрылись в том месте, где он только что был… Владимир успел спрятаться за крыло «Хонды», а Афанасий, воспользовавшись краткой передышкой и тем, что Аветисян полностью сосредоточился на стрельбе по Свиридову, вырвал из своего тела шампур и, коротко крякнув, швырнул его в Аветисяна.
Не зря Фокин в свое время сдал «капелловский» зачет по метанию боевых спецназовских ножей на «отлично»: он попал. Правда, он попал не в горло, куда метил, а всего лишь в руку, но и этого хватило: Аветисян вскрикнул, едва не выронил пистолет и схватился за проткнутую насквозь руку. Влад пошарил взглядом по сторонам и, наткнувшись на сверток таких же шампуров, выдрал из связки один и, выпрямившись, метнул в Аветисяна. Шампур попал в армянина в тот самый момент, когда он, изрыгая брань на своем языке, уже стрелял в Фокина.
Выстрелить-то он выстрелил, да не туда: пуля ушла в небо. Потому что брошенный Свиридовым шампур угодил прямо под кадык кавказца. Прошел через смуглое горло и вышел возле основания черепа. Аветисян, верно, просто не успел понять, что он уже мертв. Он издал короткий клокочущий хрип, тело скомкали мгновенные конвульсии – и кавказец рухнул на спину, захлебнувшись потоками собственной крови.
– Да, этого барана мы завалили не как армяне – «нэжненько, баран даже нэ болно», – грустно сказал Свиридов, отряхиваясь. – Скорее как грузины. Асвэнцым, как говорил этот болван. А где второй… Арам, что ли?
– Не знаю, – сказал Фокин, зажимая рукой рану. Сквозь пальцы проступала кровь. – Я ему врезал хорошо, наверно, валяется там, у машины. Перевяжи-ка меня, Влад. Кровь льет, сука. Водки бы, а?
– У меня есть денатурат в машине, в аптечке, – сказал Свиридов, – только он не для внутреннего применения, а для бинтов.
– Кой черт – для ментов! – выговорил Фокин. – Давай сюда свой спирт.
– Тут пол-литра, – предупредил Свиридов. – Не вздумай выхлебать в один присест, тебя же развезет как сволочь. Мы с утра ничего не жрали.