Убу
Шрифт:
Человек и животное… Не так уж часто волнует читателей сочетание этих слов — мы как-то больше привыкли обращать внимание на самих себя. А между тем взаимоотношения человека и животного — звено одной и той же бесконечной цепи, которая ведет ко все большей и большей познаваемости мира. Сейчас, например, странно подумать, что еще совсем недавно человеку почти ничего не было известно о дельфинах! И кто знает, какие результаты принесет дальнейшее изучение этих удивительных созданий? Но не будем далеко ходить
Мы живем на Земле. Это наша Земля, Земля людей, и, чтобы она оставалась таковой, нужно помнить, что бок о бок с нами живут четвероногие и крылатые друзья, которые, как и мы, родились на Земле и имеют на нее полное право. Лучше всего эту мысль выразил Сергей Есенин, сказав: «…и зверье, как братьев наших меньших, никогда не бил по голове».
Прекрасные слова.
Е. Кондратьев
Убу
Не все ли равно, про кого говорить?
Заслуживает того каждый из живших на земле.
Когда Убу родился, он был почти шести метров в длину — на целый метр больше, чем полагается горбачу, — и китиха-мать, видя малыша таким дылдой, отнеслась к нему с любопытством и особой привязанностью: в замечательном роду горбачей любят все непривычное.
Мать находила приятными возню, шалости такого большого сына, его нетерпеливые требования пищи, хотя ее немного утомляла прожорливость Убу. Китенок съедал в день почти сто литров молока и все же нередко оставался голодным. Тогда он начинал реветь. Он сворачивал язык трубкой, чтоб захватить сосок, но китиха отстраняла его. Китенок плыл за матерью и отчаянно трубил:
— У-у-у-ббу!
Его крики разносились далеко под водой, их слышали все знакомые киты, и потому для них звук «убу» сделался тем, что у людей называется именем.
Китенок рос не по дням, а по часам, первое время прибавляя в месяц по метру и все больше доставляя хлопот.
Часто, утомленная его ненасытностью, мать всплывала на поверхность океана и, выставив на воздух макушку головы и глянцевитую спину, засыпала, покачиваясь на волнах. Первое время сын пытался ее будить, но каждый раз она отвечала ему шлепками. Чтобы заглушить голод, Убу придумал себе развлечение. С тех пор, стоило матери сомкнуть глаза, он тотчас уплывал от нее, чего обычно детеныши не делают. Но таков был Убу, егоза.
У китов нет обоняния. Мир лишен для них запахов и потому обеднен. Мало того — он лишен для них цвета и весь кажется черно-белым. Когда Убу глядел на мать, она ничего не теряла в его глазах. Она и в действительности, то есть на наш взгляд, была такой: черная голова, черная спина и белое, исполосованное складками брюхо. Но весь подводный и надводный красочный мир океана выцветал, блекнул, когда на него смотрел Убу, что не мешало китенку глядеть вокруг с большим любопытством. Его глаза величиной с яблоко, посаженные в углах рта, то омывались водой, то обвевались ветерком, бегущим над морской гладью. Убу веселел, когда открывал что-нибудь новое, — он словно коллекционировал тучи, диск солнца, звезды, странствующих альбатросов. В ту же коллекцию шли редкие корабли, играющие под солнечными лучами всеми переходами от белого к черному.
Как-то раз, приблизившись к судну и подняв глаза, Убу разглядел лицо человека.
Карие и блестящие глаза молодого матроса, не мигая, смотрели куда-то вдаль с крутой высоты торгового судна. Стальное существо, это спокойное животное, перестало интересовать Убу. Он стал вглядываться в незнакомца. Безмятежно было в океане. Шумели винты, мерно бурлила и взбулькивала вода. Трепетал на корме флаг темного цвета. Наконец человек поглядел вниз, удивился.
— Кит? — спросил человек. — Ай, на меня смотрит! — крикнул он.
Рядом с лицом матроса появилось еще несколько физиономий. Матрос показывал пальцем на Убу и не мог вымолвить ни слова.
Больше Убу не встречался с тем судном, но и много лет спустя человек любил рассказывать, как видел кита и как тот глядел на него своим осмысленным лошадиным глазом, словно желая что-то сказать, выспросить… Убу тоже с полчаса помнил взгляд и голос человека, но потом забыл надолго.
Киты прекрасно слышат. Даже то, что недоступно человеческому уху. И главное развлечение малышу доставляли, конечно, не глаза, а уши. В море есть все для того, чтобы любознательному китенку быть счастливым. Море цветет радугой, струйками, водопадами звуков. От одного дружного, как будто даже веселого щебета испуганных летающих рыбок можно радостно сойти с ума и, подражая им, начать выпрыгивать из воды! Море щебечет, лает, воркует, визжит, щелкает, барабанит и хрюкает. Оно мелодично поет и безутешно плачет. Рыба морской петух кудахчет, а сциены, играя на своем плавательном пузыре, каркают, как вороны. Куда кинуться? Кругом столько заманчивого, волнующего! Все вокруг невиданное и неслышанное…
И Убу отплывает от матери на сто-двести метров.
Это для него путешествие за тридевять морей.
Однажды его ухо уловило идущий из-за горизонта нестройный гомон китового табуна. Тоньше и звонче других прорезался в этом шуме голос маленького китенка. Убу с трудом узнал голос своего сверстника. Этот голос оборвался на такой задавленной ноте, что Убу вместо любопытства охватило темное предчувствие, с силой толкнувшее его к матери, под ее защиту. Мать уже проснулась. Она была напугана отсутствием Убу, сигналами китов, и там, где проносилось ее мощное тело, вода клокотала и кружилась бешеными завитками. Убу кинулся к китихе, прижался к ее спасительному животу.
Мать еще долго делала большие бессмысленные круги, держа сына плавниками. Потом она стала успокаиваться и попробовала накормить малыша. От пережитого волнения молоко не било из железы струей, а вытекало по каплям. Убу сердито бодался, капризничал и только через четверть часа смог утолить свой голод.
Китиха сама не знала, чего испугалась. Врагов у горбачей мало, нападения редки, а память у китов слабая. Киты стали собираться вместе. Подплывали новые и новые. Встреча с китами-горбачами, поднявшими переполох, ничего не дала. Эти киты, встретившись с товарищами, издавали дыхалами звуки, которые говорили о возбуждении, но не могли заменить рассказа. У некоторых горбачей были поранены и сочились кровью плавники, у кого-то была прокушена губа. Видны были следы острых больших зубов.
Одна китиха вернулась без своего детеныша.
Куда исчез ее сын — этого Убу так и не узнал. Вскоре он забыл о предсмертном крике своего однолетка. Забыла о своем страхе за сына и беспечная мать Убу. Китенок продолжал шалить.
В ту пору горбачи подошли к Западной Африке, и молодой кит впервые услышал шум берегового прибоя. Африканский песчаный берег был пустынен и накален. Изредка показывались антилопы. Какие-то черные птицы, похожие на чаек, пролетали над головами китов. Поднимался шквальный ветер — казалось, что побережье сотрясается ревом неведомого зверя. Приходил штиль — зверь исчезал. Тогда киты начинали поиски пищи в прибрежной зоне. Убу, плывя рядом с матерью, прислушивался, как вода с шорохом гладит песчаный пляж, — и китенка тяготило смутное желание, чтоб у него выросли, как у антилоп, ноги и можно было побежать по суше. Откуда это бралось в нем? Может быть, просыпалась память далеких-далеких сухопутных предков? Или просто китенку мало было одного океане?