Убыр
Шрифт:
Бабка сделала странное движение, типа градусник из-под мышки вынимала, и выбросила руку ко мне. Я даже не вздрогнул. Надоели мне эти шуточки. Лучше бы объяснила, что со мной.
– Следопыт, – объяснила бабка.
2
Не двигаться больше пяти минут я могу разве что во сне. Мама меня постоянно за это плющила, но без толку. А в школе я вообще одно время проходил под кодовым именем Наиль-не-вертись. Затем учителя смирились и перестали интересоваться, где у меня шило. Лишь бы не болтал. Я и не болтал. Ну не могу я истуканом сидеть: тут же нос чесаться начинает, срочно поднять чего-нибудь надо, карманы проверить, шнурки завязать –
Оказывается, это очень просто – сидеть не двигаясь. Надо правильно сесть и уйти во внимание. Все видеть, все слышать, ловить все запахи – и быть готовым ко всему. Иначе бобра и не схватишь.
Я вышел на берег, обогнув березовый клин по хлюпающей низине. Ноги чуть скользили, особенно на мерзлых глиняных гребнях, – мешки, которые я натянул поверх кроссовок, словно бахилы в поликлинике, быстро облепились грязью и норовили съехать с намеченной тропки. Но если ступать правильно, то шаг получается прочным, при этом мягким и беззвучным. Ну и следов не остается – человеческих, во всяком случае. А запах выветривается быстро. Да на мне человеческого запаха почти и не осталось, спасибо бабкиным настоям.
Я мазаться, конечно, не хотел. Что я, баба, что ли, бальзамами всякими натираться. Подумаешь, ezbasar [31] не urinbasar [32] , или что уж там бабка бормотала. Мы же не к карнавалу готовимся и не песенку про Апипу поем [33] . А что мы делаем, я не совсем понимал. Что-то связанное с этой ночью. Вспомнить, что было ночью, я не мог. Вообще ничего. А как только пытался сосредоточиться, жгла проволочная сетка, подсунутая под кожу везде, кроме верха спины. Одно понял: что-то со мной точно случилось. Попробуй тут не пойми, если в голову радиолокационную станцию сунули. Она вертится, что-то считает и выдает результаты, а что с ними делать, фиг знает. И бабка знает. Стало быть, есть смысл ее слушаться. И вообще смысл есть.
31
Следопыт.
32
Заместитель (созвучно слову ubirbasar — убыродав).
33
Народная песня, активно использующая глагол «bas» – «ступать», «топать», «давить».
Когда бабка повторила «мажься» совсем неприятным тоном, я молча взял у нее обе плошки и по команде втер воду с резким смоляным запахом в руки и волосы. Какая разница, все равно грязные, не помоюсь уже, чувствуется, никогда. А как раз натуральную смолу на вид, черную с зеленым отливом, но совсем не пахнущую, я забрал с собой в теплую баню и там намазался под футболкой и джинсами, тоскливо посматривая на бочку с теплой водой. Насчет помыться я уже не заикался – бабка так на меня рявкнула: «Ты следопыт!» – что я решил тему не развивать. Будем надеяться, больше у следопыта оригинальных особенностей нет – вроде выращивания ногтей по колено или там пожирания гранитных камешков для равновесия организма.
Можно было, конечно, завестись, как богатыри из сказки: «Ты меня, старая, накорми, напои да в баньке искупай…» Так уже накормила-напоила, и Дильку помыла, пока я спал. На том спасибо. Дильку постоянно мыть надо, я помню, мама высказывалась по поводу проклятой мусульманской наследственности: предки привыкли, говорит, пять раз в день мыться, а нам теперь мучиться. Я вон тоже, хоть неверующий, долго без мытья… Нет, могу уже, мрачно подумал я, застегнулся, взял миску и вышел из бани.
Еще и шапку надел. Ну как шапку – чеплашку типа тюбетейки без узоров. Ни тепла с нее, ни красоты, но ничего другого не нашлось. А с пустой головой, оказывается, нельзя. Дурь, понятно, – но проще надеть, чем с бабкой спорить. Я надел.
И началось.
– Принеси стрелу-змею, – велела бабка.
Мозги у меня работали теперь очень интересно: я сразу понял, что речь о гадюке, кивнул, коротко повел головой и шагнул в конкретную сторону – а тем временем в башке отматывалось: «Странный акцент, oq jilan вместо uq elan, это не акцент, а старый язык, а что, похоже – она же как стрела кидается, ё-мое, сдурела совсем, как я ей гадюку притащу?!» Я остановился и спросил:
– Зачем?
Бабка почему-то усмехнулась и сказала:
– Яд нужен.
– Кому?
– Тебе.
– Да?
Бабка усмехнулась, и я поверил, что мне нужен яд. Крайне. Никогда бы не подумал. Блин, куда я вляпался.
– Где я ее найду? – уныло спросил я.
– Ты знаешь.
«Откуда, блин?» – хотел сказать я, но это было бы неправдой. Я, может, не знал, но проволочная сетка, легко водившая мои руки-ноги-голову куда надо, знала. И готова была вести.
– Укусит ведь, – сказал я совсем уныло.
Бабка пожала плечами, вперевалочку ушла в дальний конец огорода, закрытый нерастаявшей еще грязной наледью, и забурилась там. Я подумал: «Ну и фиг с тобой» – и пошел, куда тащила сетка.
Экспедиция отняла меньше времени, чем беседа с бабкой.
Я вышел за ворота. Мельком удивился резкой смене погоды: строения во дворе древние, черные и отчаянно гнилые на вид, но между ними тепло, уютно, солнышко светит и пахнет свежо, а шаг наружу сделал – тут же мрак, дубак и сырость. Обогнул пару деревьев. Присел перед спутанным кустом. Пригляделся. По-гусиному проковылял несколько шагов, потрогал бурый дерн у корней и сунул пальцы в незаметную почти щель. Там был шершавый холод, а чуть глубже – холод гладкий. Я легко повел пальцами, нашел плоскую твердую голову, надежно прищемил ее и быстрым движением выдернул гадюку наружу.
Она была легкая и плотная, как плетка. На стрелу совсем не похожа, на гадюку тоже – серая какая-то, пыльная и вялая. Я осторожно приблизил ее к лицу и сжал пальцы посильнее. Не, зубы не ужиные, как сапожные иглы. Дохлая, может? Ладно, наше дело маленькое – змею добыть, а про живую никто не говорил.
Во дворе опять было тепло и свежо. Кот сидел на заборе, опасливо оглядываясь на избу. Удрал все-таки. Бабка у крыльца оттирала пальцы каким-то лопухом. Надо будет ей полотенце подарить.
– Вот, – сказал я и протянул змею.
Бабка кивнула, перехватила ей голову снизу, а другой рукой сдвинула мои пальцы чуть дальше от незаметных змеиных глазок и объяснила:
– Так сломаешь, если дальше будешь держать – укусит. Вот здесь, запомнил?
Я кивнул, подавив вздох. Вот всю жизнь теперь змеиным сбором заниматься буду, поэтому мне очень надо запоминать такие тонкости.
Бабка небрежно, кольцом ухватила гадину – ну, будем считать, за горло – и показала мне, чтобы отпускал. Я разжал пальцы и вздрогнул. Гадюку будто насосом качнули: хвост больно хлестнул меня по руке, а пасть дернулась почти до бабкиного лица. Бабка сделала рукой, как танцорша, – увела за ухо и крутнула. Тело змеи быстро повыгибалось, будто наматываясь на колесико, и обвисло. Бабка, не глядя, сунула ее в карман кофты, бросила: