Участковая для нечисти
Шрифт:
– Значит, одна сплаваю, на твоей территории мне бояться нечего же.
– Конечно, нечего, матушка!
– вспыхнул водяной.
– Но я вас одну не пущу. Ко мне внук приплыл утром. Вот его я с вами и отправлю. Он пока спать прилег, но к полуночи появится.
– Внук - юный водяной?
– Русал он, матушка. Скоро приплывет, сами все увидите.
Лида кивнула, потом занялась подготовкой места для костра. После возвращения с запруды, как она справедливо полагала, можно и замерзнуть. И чтобы согреться, костер лишним не будет.
Разводить его заранее смысла не было. Что леший, что водяной открытого огня боялись, поэтому сделали бы все, чтобы его затушить.
– Матушка.
В голосе водяного прозвучало что-то сродни неуверенности. Лида, завязывая на щиколотках и запястьях шерстяные нити от судорог, повернулась к нему.
Водяной мялся, словно забыл сказать то, что хотел или передумал.
В воде у берега луна проложила узор из бликов, на поверхности мелькнул край чешуйчатого хвоста и широкий плавник.
– Внук приплыл.
– И времени в обрез. До запруды доплыть еле хватит. Не серчай, хозяин речной, но скажи мне, внук твой, как русал меня не утопит?
– Нет, матушка, - испугался водяной.
– Такую красоту грех губить.
– Красоту?
– Мы на мир глазами не человеческими смотрим, матушка, вот и видим то, чего люди не замечают. Сердце большое, душу прекрасную, веру в нас, желание помочь. Вас, матушка, ни один разумный полуночник не обидит. Потому что таких как вы мало осталось! А нам без вас не прожить долго. Те времена, когда полуночные народцы с человеком мирно жили, прошли давно. Человек в нас не верит, а у нас и сил нет ни на что. Вот свой век доживаем, коротаем, ни во что не веря, ни на что не надеясь. А вы в этом круге отчаяния как дивный путеводный свет, матушка.
Лида, немного порозовев от искренней похвалы, даже со словами не нашлась.
– Спасибо, хозяюшко, - смущенно пробормотала она, наконец.
– Постараюсь хоть немного вам жизнь облегчить. Может, что и наладится. А пока я на запруде буду, присмотрите за вещами моими. Никого чужого рядом с ними не появится?
– Конкретного кого, матушка, подозреваете?
– леший поднес ко рту два пальца и заливисто свистнул. Где-то далеко на свист отозвался волчий вой.
– Не знаю, - качнула головой Лида.
– Пока не знаю. Если живой, не трогайте, а если кто-то из вашего полуночного мира, к моим вещам не подпускайте. А когда обратно пойдет, глаз с него не спускайте, потом скажете, куда пошел и что делал.
– Все выполним, матушка, не изволь беспокоиться.
Не беспокоиться у Лиды не очень получалось. Натура такая была.
Но времени больше не осталось, и участковая шагнула к воде.
Вокруг щиколоток взвихрилась теплая вода, как парное молоко. Мир на мгновение дрогнул и снова устоялся.
Привыкать к воде было не надо, поэтому Лида сразу окунулась и поплыла в сторону запруды, немного удивившись тому, что ничего не слышно. Ни плеска, ни волн. Словно она не плыла, а летела.
В темной воде видно ничего не было. Поэтому где внук водяного Лида не видела, хотя и ощущала, что он где-то рядом. Темная громада мелькнула в воде под Лидой, по бедру мазнул чужой чешуйчатый хвост. И прямо в голове девушки зазвучало:
– Пожалуйста, только не бойся, я не причиню тебе вреда.
Лида застыла. Еще мгновение назад податливая вода стала киселем, в котором она и завязла. Не было сил сделать резкий рывок и выбраться из этой ловушки. Впрочем, страшно не было. Даже когда на плечах Лиды сжались чужие ладони, а темная вода сомкнулась у нее над головой.
Все произошло хоть и неотвратимо, но плавно-плавно. И Лида успела и набрать в грудь воздуха, и закрыть глаза. От этого ощущалось все очень остро. И чешуйчатый хвост, который тесно прижимался к ее ногам. И холодное тело так близко, что впору задуматься над тем, а что именно с ней хотят сделать.
И чужие ладони на предплечьях, придерживающие бережно и осторожно.
И губы на губах, забирающие дыхание, чтобы спустя мгновение вернуть его обратно!
Лида распахнула глаза в тот самый миг, когда вода перестала ее сковывать. До поверхности девушка поднялась за два мощных гребка. Вынырнула, не понимая толком, от чего ее так сильно трясет: от испуга или злости.
Бранные слова остались только в мыслях. Из воды показался внук водяного, и все гневные эмоции смыло взглядом русала.
Бескрайнее море, на котором Лида никогда не была, бушевало в его зрачках.
– Прости, - голос внука водяного прошелся по нервам ударом молнии. Он был не человеческий, однозначно. Бархатный, манящий, казалось, что он впитал в себя всю суть моря: шелест пенного прибоя, зов волн…
– Это была необходимость, - продолжил тем временем смущенный русал.
– Если бы я не разделил с тобой дыхание, я не смог бы выплыть из воды или говорить с тобой.
– Ты не похож на местных русалочек, - заметила Лида, зябко поежившись. Потом, поняв, что некоторое время дальше они не поплывут, перевернулась на спину, так было легче оставаться на одном месте.
– Они речные, а я морской.
– А здесь что ты делаешь?
– К деду на каникулы приплыл.
– На каникулы?
– растерялась девушка.
– Да, - активно закивал русал.
– Я учусь в подводной академии на морского лекаря. Еще четыре года учиться осталось. А на каникулы, чтобы я на русалочек не отвлекался, меня отправили к деду. Ну и заодно, чтобы я хорошо подумал, какую буду выбирать дополнительную узкую специализацию.
– Все почти как у людей, - пробормотала Лида.
Русал рассмеялся.
– Схожа обертка, но не суть. Скажи, мы плывем к запруде?
– Да, безусловно, - кивнула Лида, повернувшись.
– Мы туда плывем.
От помощи она отказалась. Времени хоть и оставалось впритык, но все же было достаточно.
Вода перестала казаться волшебной. Обычная река только ночью. И Лида равномерно рассекая водную гладь, перестала задаваться вопросами. Осталась только вода, чудесная, в которой она как никогда ощущала себя свободной.
Это касалось и самой девушки, и Димки - обоих невозможно было вытащить из воды, если они в нее попадали. Самым интересным было то, что до синих губ и гусиной кожи дело никогда не доходило. Даже когда остальные могли проплыть в воде от силы пару метров, младшие представители Скворцовых могли барахтаться в воде от рассвета и до заката.