Участковый. От стажера до ведьмы
Шрифт:
Пирожки в кульке источали потрясающий аромат. Такой, что даже бумагу съесть хотелось.
– Гадость эти ваши пакеты, – ворчала бабуся. – В них печево просто задыхается, ни вкуса, ни запаха, ничего у него нет… и пекут сейчас гадость! Напихают химии, насуют вонючих отдушек, а есть это даже крысы не станут.
И Ирина была с ней полностью согласна.
Взятка? Нет. Просто человеческий жест. Понимать надо разницу.
По пирожку они съели прямо на месте. И
– А каждый раз такая картина? С этими погромами?
– Ага…
– И чего ему надо?
– Жнать бы прихкуп, – Александр запихнул в рот чуть не половину пирожка, и ответ вышел смазанным.
– И каждый раз он ничего не берет? А если это как «Шесть Наполеонов»? У Конан Дойла есть такой рассказ.
– Ничего не взяли, потому что искали нечто совершенно особенное? Типа черной жемчужины?
– Ага…
– Посмотри на район. Тут жемчуга только те, что на развес продаются.
– Ну, не жемчуг…
– Ага, спрятано в цветочном горшке. И, главное, хозяин цветка ничего не заметил. Ни когда пересаживали растения, ни когда землю рыхлили…
С этим сложно было спорить. Конечно, пересаживают растения по-разному, и отношение к ним тоже разное. Но чтобы владелец ничего не знал? Странно как-то.
– А может, это для отвода глаз? Что-то взяли, а мы не знаем, что именно?
– А может, у кого-то крыша поехала.
– А…
– Это – район наркош, в том числе. И торгуют, и употребляют…
– И вы все знаете?
– Знать – знаем, сделать ничего не можем. Он же сволочь, у себя товар не хранит, сунет в пивную банку или под скамейкой прилепит, а потом только деньги собирает и говорит, куда пойти. Причем ладно бы лично деньги собирал, а то ведь, сволочи, новые технологии освоили, онлайн деньги переводят и эсэмэски рассылают. Не пойман – не доказано…
Ирина вздохнула.
– А если поймаешь?
– Тебе что – пятнадцать лет, такие вопросы задавать? И ловим, и стараемся, а их все равно не убывает. Тараканы медленнее плодятся. И учти, не для протокола…
– Да?
– Решение выпить, курнуть, ширнуться каждый всегда принимает сам. По дури, по слабости… что, не знают, чем закончится? Знают. Но добровольно уходят в могилу.
– Их ведь тоже кто-то любит.
– Их – да. А вот эти существа – я их даже людьми не называю, заметь, потому что за дозу они потом что хочешь сделают, хоть своего ребенка на части разорвут, никого они не любят. Иначе бы подумали, какую боль принесут родным, и остановились.
– А…
– Все, пошли есть пирожки.
По возвращении на работу Ирине пришлось писать рапорт.
Вообще, должен был это делать Александр. Но на что тогда здесь стажеры бегают? Так что девушка сопела, составляя рапорт, и думала, что в архиве…
Увы, Петрович, к которому она обратилась с этим вопросом, покачал головой.
Да, есть. Да, в архиве.
Сегодня перебьешься, завтра, если захочешь – покопаешься. Найдешь на всякий случай все рапорты, вдруг где-то кто-то что-то пропустил. Хотя толку от этого будет мало. Но если заняться нечем…
Вечером Ирина решила все же пройти через тот квартал. Ну… так.
И вполне закономерно наткнулась на бабу Зину. Той было откровенно скучно, а стажер в качестве собеседника лучше, чем вовсе никакого собеседника. Так что пирожки были выставлены на стол.
Эх, прощай, фигура. Или нет? Не с ее образом жизни. Однозначно.
Так что Ирина с чистой душой наслаждалась плюшками. А чтобы не быть свиньей, выставила пачку чая. Дорогого, развесного. Не ширпотреб по тридцать рублей за пятьдесят пакетиков.
Разговор постепенно с пирожков перешел на обитателей квартала, а там, слово за слово, и пошел дальше.
– Симка? Ой, дура-баба, одно слово, дура.
– Я поняла… извините.
– Да чего тут извиняться? Если дура. Думаешь, с чего от нее дети разбежались и не приезжают? Ей дочь как-то раз внучку оставила, надо было ей в поликлинику, ну и побежала. Приходит – ребенок в детской комнате милиции… тьфу! Полиции! Переименовали, идиоты! Все плюются, ей-ей, как полицаи в Великую Отечественную! Интересно, чем наше правительство думает?
Скатиться в политику Ирина не дала.
– Как – в детской комнате?!
– А вот так. Малявке два года, Симка ее во двор выпустила, а тут муженек на рогах приполз. Ну, она его и начала поучать. Да нет, не скалкой, я ж говорю, дура! Он раз в два дня нажирается, а она все причитает, что мужик здоровье губит, да печень сажает, да…
Ирина только головой покачала.
– Жуть.
– А то нет? Взяла бы хоть раз скалку и провела бы разъяснительную работу. По той самой печени. Сил-то хватает, мозгов только нетути. Но ворота этот кретин оставил открытыми, а ребенку того и надо. Шаг, два – и на улице. А там машины, там люди… хорошо, нашлась добрая душа, отвела девчонку к ментам… извини.
– Да ладно! И похуже называют.
Баба Зина улыбнулась.
– И обижаются по-разному.
Ирина пожала плечами. Вот уж что ее не трогало, так это названия. Вон, до революции МУРа не было, был Московский уголовный сыск, то есть МУС. Догадываетесь, откуда пошло слово «мусор»?
Что совершенно не мешало предшественникам ловить и сажать всю эту пакость. Хоть крокодилом назови, только на стейки не пускай.
– Ты б слышала, как тут Дашка орала, дочка в смысле. Вся улица слышала!