Участок
Шрифт:
– Почему? – спросил Суриков со свежим интересом, хотя ему уже несколько раз было объяснено.
– Потому, что Дуганов успеет выбежать. Вместе с тетрадкой. А нам дом жечь не нужно. То есть нужно, но чтобы и тетрадка сгорела. Поэтому ты, Вася, идешь и говоришь, что хочешь показать недостаток.
– Какой?
– Любой. Чтобы он его записал. Ты ведешь его подальше. Мы бросаем бутылки. Дом загорается. С тетрадкой. Он не успевает. Все.
Куропатову стало жалко
– Может, не жечь? Может, пока он с Васей ходит, залезем и пошарим?
– Ага. Найдешь ты в темноте. А свет зажигать – он увидит и вернется. Да и при свете – проблема. Он ее куда подальше запрятал. Короче – жечь. Вася, иди.
– Иду.
Василий пошел к дому. С полпути вернулся и отдал свою бутылку.
– Мне не надо. И заподозрит.
– Резонно! – сказал Мурзин.
Вскоре Суриков постучал в окно, а потом в дверь. Дуганов не сразу отозвался сонным голосом:
– Кто там?
– Это я, Василий Суриков. Добрый вечер. Хочу показать недостаток.
– Какой еще недостаток? Чего ты шатаешься по ночам, Василий? Иди спи!
Василий подумал. До этого момента все шло замечательно – и вдруг странное препятствие: Дуганов не выходит. Он опять постучал.
– Ну, чего еще?
– Это я, Василий. Суриков. Недостаток показать. Большой. Ты запишешь, и тебе будет... – Суриков подумал и добавил: – И тебе будет слава.
Послышались вздохи, кряхтенье. Дуганов открыл дверь.
– Крепко ты! – сказал он, вглядываясь в лицо Сурикова. – Когда же вы подохнете или образумитесь, идиоты?
– Никогда! – приговорил Суриков. – Пошли.
– Куда?
– Недостаток покажу.
– Какой?
Суриков подумал.
– Большой.
– Это я уже слышал! Что именно-то?
Суриков подумал.
– Безобразие.
– Тьфу, бестолковщина! Оно что, прокиснет до утра, твое безобразие?
– Оно? – Суриков думал не меньше минуты. И тяжело вздохнув, сказал:
– Ну, как хочешь... – И ушел.
Дуганов пожал плечами и скрылся в доме. Суриков отчитался в своих действиях.
– Эх ты! – укорил Мурзин.
– А чего я сделаю, если он не идет?
– Тогда так, – придумал Мурзин. – Кидаем в сарай. Сарай загорается. Он выбегает. Без тетрадки. Зачем? Он же ничего не подумает. Выбежит тушить. А мы поджигаем дом. И все. Он не успевает.
Друзья согласились.
Пробравшись по-пластунски к сараю, они огляделись. Было тихо. Мурзин поджег фитили бутылок, скомандовал:
– Раз! Два! Три! – И они кинули.
Две бутылки разбились, не загоревшись. Вторая полыхнула пламенем, которое тут же переметнулось на стену сарая и стало быстро разгораться. Через несколько
– Теперь к дому! – скомандовал Мурзин.
– А с чем? – спросил Куропатов.
Друзья осмотрели свои пустые руки и вспомнили, что бутылок у них было всего три. Палить дом теперь нечем.
Из своего укрытия они смотрели, как Дуганов довольно быстро затушил огонь одеялом, постоял, огляделся и ушел.
– Есть план! – сказал Мурзин.
– Какой? – спросил Суриков.
– Идем к нему и связываем. И ищем. Не найдем – пытаем.
– Это же зверство, Саша! – сказал Суриков.
– Знаю. Я специально предложил, чтобы посмотреть, откажешься ты или нет. Молодец, отказался. А Михаил где?
Михаил был тут же: упал в бурьян и заснул. Друзья стали расталкивать его, от этого утомились и сами заснули.
Спала и вся Анисовка.
Спала вся Анисовка, тишина была кромешная, и в этой тишине кто-то ходил вдоль берега там, где пещеры, и то ли вздыхал, то ли сопел, то ли бормотал, то ли фыркал... Человек, лошадь, коза заблудшая, собака? – мы не знаем. Мы не обязаны все знать. Да и боязно в такой темени приближаться и высматривать. Ну, выяснится, что коза или лошадь – будет легче? А если вдруг кто-то вроде Дикого Монаха, то есть не кто-то, а именно Дикий Монах? Тогда что? Испугаться и убежать? Следить за ним? Окликнуть? И то неправильно, и другое, и третье. Самое правильное – поступить так, как и предки наши поступили бы и пять, и десять веков назад: спокойно испугаться и не ходить.
Но пришел новый день и прошли все страхи, если у кого они были.
Мурзин, Куропатов и Суриков убрались с утра пораньше, чтобы их не застали на месте преступления. Видел поджигателей только сам пострадавший Дуганов, вставший еще раньше. Он смотрел на них в окно и улыбался. С недавних пор Валерий Сергеевич вообще чувствовал в себе необычайное великодушие и способность прощать. Да и сарай был старым, он давно собирался сломать его.
Тем не менее скоро вся Анисовка узнала, кто именно устроил ночью небольшой пожар. Отнеслись по-разному.
– Молодцы, так Дуганову и надо! – сказала Нюра.
– Дураки! – осудил Микишин. – Жгли-то они, а Дуганов теперь озлится на все село. И такого понапишет! Мне-то не боязно, я вообще... Пойти, что ли, предложить ему помощь? – размышлял вслух Николай Иванович, но не пошел к Дуганову, не захотел, чтобы тот принял предложение помощи как подхалимаж.