Учебные часы
Шрифт:
Он стоит перед моей дверью, поставив свою красную сумку на замороженную заснеженную землю. Яркий лимонный сноуборд прислонен к косяку рядом с черной сумкой для ботинок.
— Мой новый приятель, Чед, сказал, что твой сосед по комнате кинул тебя, — говорит он, беспечно пожимая широкими плечами. За его высокой фигурой я вижу Бет Лауэр, второкурсницу из клуба сноубордистов, пялящуюся на его задницу. Упорно.
Я даже не хочу знать, какие мысли сейчас крутятся в голове у Бет, и про себя желаю, чтобы порошистая груда белого снега
Или еще лучше — засыпала его целиком.
Оз болтает, не замечая пожирающую глазами Бет.
— Я сказал Чеду, что мы кузены, помнишь? Поэтому он не видел проблемы в том, чтобы мы делили комнату. Поздравляю, Джим! Похоже, мы станем соседями по комнате.
— Ты имеешь в виду сокамерниками? — стону я, поглядывая через плечо на пустую спальню с одной двуспальной кроватью с одним потертым покрывалом, единственным комодом и малюсенькой ванной комнатой с одной крошечной душевой кабинкой.
Это не «Белладжио». Это может быть и дыра, но это была моя дыра — и только моя — тридцать семь блаженных секунд назад.
Я смотрю в сторону Бет, как она тащится по снегу, проходя мимо нас; наши глаза встречаются, когда она поднимает взгляд от фантастической задницы Оза. Даже в холодную зимнюю погоду ее заливает краска смущения, и она отворачивается, поспешно удирая в противоположном направлении, как маленькая крыска-извращенка.
Кстати об извращенцах...
Ночевать с Озом весь уикенд мне совершенно не хочется. Я заплатила те же шестьсот долларов, что и он; последнее, что мне нужно, это чтобы мои друзья сплетничали обо мне, в то время как он снует туда-сюда в мою комнату.
С моих губ срывается стон.
— И перестань рассказывать всем, что мы кузены.
— Ладно тебе, что в этом такого?
— Кузены? Да ладно, серьезно?
— Мне стоило сказать ему, что мы целующиеся кузены? — он ухмыляется во все тридцать два зуба. — Сними цепочку, Джеймс, и впусти меня. Мои яйца уже втянулись в мошонку, чтобы укрыться.
Еще один стон, и я снимаю цепочку на двери, хватая его за мускулистое предплечье, и затаскиваю — вместе со всем его барахлом — в глубину моего гостиничного номера. Тяжелая дверь захлопывается за нами, а замок автоматически защелкивается.
Я задвигаю щеколду, прежде чем повернуться к нему, упирая руки в бока и сердито сверля взглядом.
— Сперва ты поганишь мне поездку, а теперь вламываешься в мою комнату. Можешь занять пол.
— Пол? — он подбирает свою сумку и чемодан и протискивается мимо меня.
Сдаваясь, я, не споря, позволяю ему пройти и следую за ним.
— Я так не могу, Джим. Это тело — храм.
— Мы не делим кровать.
— Это потому что ты не доверяешь себе рядом со мной?
— Нет. Это потому что я не доверяю тебе.
Oз
— Ну же, будет весело.
— Я, правда, тебя убью.
— Почему ты продолжаешь это говорить? Оз, я убью тебя, — он изображает женский голос. Это на самом деле несколько обескураживает. — Ты уже во второй раз угрожаешь моей жизни; я начинаю думать, что ты это серьезно.
Я ухмыляюсь.
— Что могу сказать? Ты вызываешь у меня желание тебя придушить.
Он игнорирует меня, вместо этого поднимает чемодан на комод в дальней части комнаты и раскрывает его.
— Я решил, что если мы не собираемся быть «трах-друзьями» — должен заметить, неверное решение с твоей стороны — то можем быть вариантом не трахающихся друзей. Скучным вариантом.
— Как великодушно с твоей стороны.
Он искоса смотрит на меня.
— Я знаю, ладно? Я тоже так подумал.
— Это был сарказм, Оз.
— Сарказм или нет, Джимбо, ты довольно скоро поймешь всю выгоду от дружбы со мной.
— Ой, да что ты говоришь? — я скрещиваю руки. — Просвети меня.
— Например, я потрясающий «второй пилот»14. В два счета я сделаю так, что дамы будут ломиться в нашу дверь.
— Это была моя дверь, — шиплю я. — И я не лесбиянка.
— Нет? — он смотрит с сомнением.
— Нет.
— Тогда почему ты продолжаешь сопротивляться всем моим попыткам завязать дружбу? — Оз садится в изножье кровати, сбрасывая свою обувь. Та ударяется об стену и приземляется с глухим стуком.
Его носки летят туда же.
— Э-э, потому что ты не делал ни одной?
— Погоди, — он оборачивается. — Это было приглашение?
Вроде как?
— Нет!
— Видишь? — он босиком возвращается к двери, оттаскивает мой чемодан глубже в комнату и кладет его на комод рядом со своим. — В общем как я уже говорил — парни будут ломиться в твою дверь, покрытую паутиной, так что моргнуть не успеешь — или в данном случае в твое покрытое паутиной влагалище.
Бок о бок мы начинаем вытаскивать одежду из наших чемоданов, аккуратно складывая ее в верхний ящик, его рубашки с левой стороны, мои справа, как будто мы делали это сотни раз.
— Во-первых, мое влагалище не твое дело. Во-вторых, оно не покрыто паутиной.
По его выражению лица видно, что он мне не верит.
— Как скажешь, Джимбо. Хочу сказать, что рядом со мною в эти выходные ты будешь отбиваться от парней бейсбольной битой.
— Что если мне не нужен «второй пилот»?
Прижимая к груди запасную пару синих джинсов, словно щит, он непонимающе смотрит на меня, а его губы кривятся от неприязни. Он вертит в воздухе пальцами, указав на мою промежность.