Учебные часы
Шрифт:
— Я не высмеиваю тебя; просто ты так чертовски мила.
Я колеблюсь.
— Ну что? Ты в этом хорош?
— Да, я хорош.
— Насколько хорош?
— Очень хорош. Не просто очень хорош — я нахрен лучший. — Матрац прогибается, и он поворачивается на бок лицом ко мне. — Знаешь, какая моя любимая часть в борьбе?
— Какая? — сглатывая, шепчу я, а после вздыхаю.
— Это мгновения до того, как я, наконец, могу прижать его, предвкушение, когда вы оба знаете, что это грядет. Накал,
Почему это звучит так, будто мы больше не говорим о борьбе? Пульсирующий жар образуется у меня между ног, и я ерзаю, чтобы ненароком не потереть их друг об друга.
— О, — на этот раз я шепчу и вздыхаю.
— Да, — матрац снова прогибается, когда он перекатывается ко мне. — Ох.
— Тебе нравится упиваться властью?
Я чувствую, как он обдумывает этот вопрос.
— Вовсе нет. Для меня весь азарт на ментальном уровне, знать, что я могу рассчитать, как кто-то среагирует, прежде чем они это сделают, чтобы в итоге одержать верх физически, — затем, как запоздалую мысль добавляет: — Тут скорее дело в контроле над собственным телом и его движениями, а не над противником.
В комнате повисает тишина.
— Мои габариты... пугают тебя, Джеймс? — его голос звучит напряжено и полон беспокойства, будто эта мысль только что пришла ему в голову.
— Нет. Нет, твои габариты меня не пугают, — совсем наоборот; это меня не пугает — весь его вид волнует меня и мое предательское тело. Не говорю уже о том, что мне все труднее дышать, когда мы вместе. Что я стала фантазировать о нем, когда мы порознь. Что лежать здесь в темноте является для меня испытанием решимости.
Я хочу прикоснуться к нему.
Хочу позволить ему прикоснуться ко мне.
Шептать его имя, когда он...
— Возможно, я и большой, но не хочу, чтобы ты боялась меня, Джеймс. Я бы никогда не причинил тебе боли.
— Знаю, — он бы никогда этого не сделал.
— И мой член никогда не навредит тебе. Он очень нежный.
Ну, здорово. Теперь я буду лежать здесь, думая о его члене.
— О, мой Бог, Оз, ты так…
— Хорош в постели.
— Почему тебе обязательно так делать?
— Я просто констатирую факты, Джим.
— Засыпай уже, Освальд.
Глава 14.
«Я не всегда выставляю себя ослом,
пока на сноуборде, но когда я это сделаю,
она съедет под стул».
Себастьян
Черт возьми, Джеймсон хороша.
Нет. Не так.
Не хороша. Бл*дь. Великолепна.
Я буду первым, кто признает: когда я узнал, что Джеймс хороший сноубордист... я не поверил в это. Конечно, все мои предположения были основаны исключительно на ее консервативном внешнем виде. Ее «стильные» свитера. Ее жемчужное ожерелье. Те стильные, сдержанные, алмазные серьги. Леггинсы или чем бы ни были те штаны, что она
Ни одна из этих вещей не кричала: «Я порву его при спуске на сноуборде».
Но она рвет в клочья.
Она это делает.
Она действительно охренительно это делает — и смотреть на нее сегодня было невероятно. Я не мог оторвать от нее глаз: темно-каштановые волосы, заплетенные в две косы, выглядывающие из-под ее черного шлема и очки с глянцевым блеском, одно из самых сексуальных, что я когда-либо, бл*, видел. Я с удовольствием следую вниз по склону за ней, преследуя любое движение ее ярко-синей куртки и ярко-голубых штанов для сноуборда.
Пытаюсь поспевать за темпами, когда она медленно делает поворот на 360 градусов в окрестностях парка. Восхищаюсь, когда она делает резкий крен с помощью слайдера. Аплодирую, когда она соскальзывает вниз к перилам.
Я считаю себя порядочным сноубордистом, но даже я не могу сделать олли15. Джеймсон прижучила три из них.
Она снимает ярко-синюю куртку, когда мы входим в теплое лыжное шале, и я оглядываюсь вокруг, отметив всех людей внутри, спасающихся от холода: несколько молодых людей, которые, очевидно, братья и сестры, супруги, попивающие кофе, и та же МЯХТ16с огромными силиконовыми сиськами и ботоксными губами, что случайно наткнулась на меня сегодня утром, когда я отдавал мой билет на подъемник. Она могла дать или не дать мне, проходя мимо и трахая меня глазами.
Линия старта — она определенно там была.
Черные лямки штанов для сноуборда, принадлежащие Джеймсон привлекают мое внимание; они натянуты на плечи, скользят вдоль ее крепких, под слоем черной шерсти, сисек. Они не огромные или поддельные — не такие как у МЯХТ — и я восхищаюсь их размером и мягкой, округлой формой под свитером.
Полностью поместятся в ладонь.
Далее идет шлем. Джеймсон доходит до ремня и отстегивает его, придерживая подбородком, прежде чем снять и встряхнуть двумя каштановыми косичками, таким образом, они ниспадают на эти великолепные сиськи, выбившиеся волосы беспорядочно обрамляют ее покрасневшее лицо.
Чертовски сексуально.
Я сокращаю расстояние между нами, протягивая руку к ее куртке и шлему.
— Эй. Давай я унесу их в наш шкафчик. У тебя есть ключ?
Она смотрит на меня, удивленно округляя красивые глаза. Улыбка появляется на лице, и она прикусывает нижнюю губу, пытаясь ее сдержать. Слабый румянец окрасил ее щеки, который появился там не от холода.
— Конечно. Да. Спасибо.
Достав из кармана куртки, она дает мне небольшой серебряный ключ от шкафчика. Он болтается между нами на кольце.
— Ой! Ты возьмешь еще и мои штаны? — Джеймсон стягивает лямки своих штанов, тянет их вниз, пока они не падают на пол. — Я не хочу поджариться, когда мы находимся перед огнем; я умру от теплового удара.
Я смотрю, как она отщелкивает передние кнопки, плавно скользит вниз молнией, и стягивает черные виниловые брюки вниз по бедрам с соблазнительным небольшим колебанием. Под ними она не носит ничего, кроме плотных, черных шерстяных колготок.
Как ни странно, я считаю, что все это невероятно эротично.