Учебные часы
Шрифт:
— О, мой Бог.
Я быстро оглядываю его, чтобы быть уверенной. Ага. Себастьян Осборн мастурбирует в ванной комнате, и я просто мочусь в двух футах от него.
Теперь, когда я видела это, я не могу это забыть.
И если быть честной, я не хочу.
Себастьян
—
Дважды.
Трижды.
— Я думаю, что это довольно очевидно, что я делаю, — я фыркаю, слова прерываются с каждым следующим поглаживанием. — Кроме того, это твоя вина.
— Моя вина! — она стоит застывшая возле раковины, поворачиваясь ко мне, в то время как вода капает с ее мокрых рук. — Ты мастурбировал, пока я мочилась, чертов слизняк! Что, черт возьми, с тобой не так?
— Может быть, ты должна была подумать обо всем этом, прежде чем раздеться до этого откровенного нижнего белья и подарить мне стояк с этой твоей бритой киской.
— Я-я... как...
Еще один медленный толчок вверх и вниз по головке моего члена, и мои глаза, подрагивая, закрылись.
— Все в тебе делает меня твердым. Я не знаю в чем моя гребаная проблема, — проклятье это приятно. — Иисус, Джеймсон, дверь была закрыта. Кто ты думаешь, был здесь?
— Я... Ты не запер ее, осел! Кроме того, это час ночи! Я думала, ты в постели!
— Я там был. Теперь меня там нет.
Уже в четвертый раз, ее глаза отклоняясь, падают на жесткий, пульсирующий стояк в моей руке. Я передергиваю еще один раз, и когда она смотрит и испускает удовлетворенный стон, мне становится труднее сдерживаться.
— Ты мне отвратителен.
Такая хорошенькая маленькая лгунья.
— Неужели? Тогда почему ты... уф трахаешь меня... — я тяжело дышу. — Почему ты до сих пор стоишь там? Тебе это нравится, не так ли?
Дерьмо, я никогда не был эксгибиционистом в прошлом, но она, смотрящая, как я дрочу, делает меня еще тверже.
Святой ад, этой маленькой чертовке это чертовски нравится.
Проходят секунды, прежде чем она опомнилась, крутанулась на пятках и с треском захлопнула за собой дверь в ванную. Задрожали петли, но я не слышу ее удаляющихся шагов.
Вместо этого, я, кажется, распознаю кого-то неуклюжего за дверью. Еще несколько секунд, и прочищает горло.
— Эй, Оз?
Я поглаживаю себя медленно под звук ее голоса, зубами прихватив нижнюю губу.
— Да?
Я останавливаю себя, чтобы не добавить инстинктивно ответ детка, я как-то не думаю, что она оценит.
Еще один быстрый толчок. Дерьмо. Бл*дь. Я так близко к тому чтобы кончить.
— Сожалею, что тебя прервала.
Мой палец ласкает кончик члена, распространяя предварительную смазку, и я судорожно вдыхаю, чтобы контролировать интонацию моей речи,
Так или иначе, я обретаю голос.
— Ты уверена? Потому что я стопудово знаю, что ты хочешь смотреть... О, черт это приятно.
Звук ее затрудненного дыхания приглушенно доходит до меня, и я представляю себе ее — лбом прижатую к прохладной двери, подслушивающую.
Она слушает, как я дрочу — я просто, бл*, это знаю.
— Скажи что-нибудь.
Ее речь колеблется, когда она отвечает.
— Правило номер семь, — сглатывает она. — Не мастурбировать в ванной.
— Джеймс? Замени правило номер семь словами: не мастурбировать при свете с открытой дверью, и считай, договорились.
Не в силах это контролировать, я стону.
— Хорошо.
Тишина почти оглушительная, пока я наконец-то не слышу звук ее удаляющихся шагов.
— Хорошо, — я кончил в руку, в тусклой ванной комнате.
В одиночестве.
Глава 17.
«У тебя в комнате либо есть
собака, либо ты привел домой девушку.
По всем тем странным звукам,
я не могу понять, кто из них».
Джеймсон
Я не могу заснуть; я уверена, что он тоже не может.
Я почти уверена, что он стонал мое имя.
Себастьян стонал мое имя, и последнее, что мне нужно, это быть порно-звездой в ночных фантазиях какого-нибудь шутника.
Мы оба не спим, под весом матрац прогибается, когда он сдвигается, приближаясь ко мне.
— Эй, Джеймс?
Он редко называет меня «Джеймс» с того дня, как мы встретились — это всегда Джим или Джимбо, — и мне нравится, как он шепчет мое имя.
Поворачиваюсь на его голос в темноте, он прозвучал всего в нескольких дюймах. Разделение кровати было, вероятно, ужасной идеей, но сейчас нет пути назад, и это куда лучше, чем мысль, что кто-то из нас спит на полу отеля, пропитанном телесными жидкостями.
При одной лишь мысли о том, что на ковре внизу, я вздрагиваю.
— Да?
Его голос дрогнул, вибрируя от матраца вверх с накопившейся энергией.
— Какова реальная причина, почему ты позволила мне поцеловать тебя в библиотеке?
Это хороший вопрос, о котором я с тех пор не перестаю думать. Я думаю обо всех причинах, которые могла бы сказать ему прямо сейчас. Я могла бы сказать ему, что это было из-за денег (которые мне не нужны). Я могла бы сказать ему, что мне было его жаль. Я могла бы сказать ему, что это было из гуманных побуждений.
Вместо этого я говорю правду.
— Я же сказала, мне было любопытно.
— Любопытно, что?
— Я никогда раньше не целовала таких, как ты.
— Что ты имеешь в виду? — я чувствую, как он довольно улыбается; этот ублюдок торжествует.