Ученье – свет, а богов тьма
Шрифт:
Азамат, который начал уже разгребать статуэтки, отрывается и поднимает на Асундула широко раскрытые глаза.
– Это что сейчас было? – как-то сдавленно спрашивает он. – Мне в ухо что-то попало?
Унгуц кладет Асундулу руку на плечо.
– Ты дурачок, что ли, совсем у меня? Хулить Хотон-хон на Совете? Тебя в Старейшины за здравые суждения пригласили. Традицию он защищает, чужого счастья стерпеть не может. Молчи уж, не марай обряд.
Асундул, все это время игравший в гляделки с Азаматом, опускает глаза. Азамат возвращается к раскопкам.
Я
– Помочь тебе поискать?
– А ты знаешь, что я ищу? – улыбается он.
– Догадываюсь, – прищуриваюсь я.
Мы принимаемся рыться вместе, перебирая самые причудливые творения безымянных муданжских мастеров. То и дело, залюбовавшись на тончайшую резьбу колонн садовой беседки или неотличимую от настоящей оплывшую свечу, я снова и снова соглашаюсь с Азаматом – муданжцы имеют иные исходные данные и в чем-то уже лучше нас. Это ведь все от души и задаром, от любви к чужим людям, которую здесь только так и можно выразить, анонимными подарками, без надежды когда-либо сказать выбравшему этот бормол, дескать, это я сделал, я заглянул в твою душу, я разделил твою веру и создал для тебя символ, якорь твоей жизни. Ну или поплавок, деревянные все-таки…
– О! – не удерживаюсь я, наткнувшись на подходящий предмет. – Гляди, то?
Азамат берет у меня маленькую модель винтажного микроскопа. Такие до сих пор используются при полевых работах, когда нет возможности привезти и подключить громоздкую электронную технику, а этот легкий, складной, с лампочкой на солнечных батареях, лучший друг натуралиста и садовода. В некотором смысле эмблема доступности науки.
– Кто-то обо мне позаботился, – усмехается Азамат. – Да, это именно то, что нужно. Остался последний, – Азамат делает многозначительную паузу, – и самый важный. Поможешь?
– Ты всегда можешь на меня положиться, дорогой, – киваю я, возвращаясь к ящикам.
Я не знаю, сколько времени мы проводим за этим не слишком захватывающим занятием, но ноги у меня затекают несколько раз в разных позах, а спина начинает сетовать на горькую женскую долю, когда мы с Азаматом сталкиваемся лбами и приходим к выводу, что перерыли все.
– У меня есть пара кандидатур, – уныло тяну я, – но они все как-то не о том…
– Аналогично, – вздыхает муж. – И это никуда не годится.
Он встает, оглядывается по сторонам и пробирается в дальний угол, где неприметно притулился ящик с чурбачками-заготовками. Выбрав одну, Азамат возвращается на свое место и извлекает складной ножик.
– Да ты обалдел! – ахает Асундул. – Байч-Харах, это неслыханная гордыня, самому себе вырезать бормол! Такого даже никто из Императоров не делал!
– Делал, – хором поправляют его Азамат с Унгуцем. Азамат кивает Старейшине, уступая слово. – Аэда сделал себе все три бормол. И до него Овэат Покоритель Неба был вынужден сам себе вырезать бормол, поскольку жизнь его была посвящена полетам в космос, и никто другой не понимал величия и значимости этой миссии так, как он. Если Азамат связывает свою
– Если позволите добавить, – снова заговаривает Азамат, щедро расточая щепки, – мне кажется весьма показательным и несколько стыдным, что ни один мастер не создал бормол с этим смыслом. Но я тут долго провожусь, можете пока прерваться на обед.
Асундул открывает было рот возразить, но мысль об обеде явно пересиливает. Пробормотав «как хотите», он встает и царственно удаляется вкушать дары земли.
– Лиза-хян, пойдешь с нами? – предлагает Унгуц, поднимаясь и разминая отсиженные ноги.
– Не, я тут буду творчество вдохновлять. Такой бормол нельзя вырезать в одиночестве, – улыбаюсь я, прислоняясь к спине Азамата. Я люблю смотреть, когда он работает руками, каждое движение именно такое, как должно быть, ничего лишнего и всего в достатке.
Азамат на секунду прерывается, чтобы заглянуть через плечо и поцеловать меня в макушку.
Когда Старейшины возвращаются с обеда, Азамат водружает на пуфик третий, центральный бормол – два кольца, соединенные вместе, как лежащая на боку восьмерка.
– Ну и что это значит? – хмурится Асундул.
– В нашем языке нет слова, чтобы это выразить, – вздыхает муж и прихватывает меня за плечи.
Остальные двое Старейшин улыбаются. Унгуц – хитро, а Ажгдийдимидин – мечтательно.
В день отлета во всей столице царит невероятный бедлам, половина Муданга съехалась нас проводить, причем изрядную часть этой половины составляют разномастные чиновники, Старейшины и истцы, которым вот прям приперло что-то стрясти с Императора. И ничего, что они полгода ждали, а он через полмесяца вернется, ждалка лопнула именно сегодня.
– Я не буду ничего подписывать! – рычит Азамат, сотрясая стены дворца, но толпа людей с бумажками и планшетами даже не думает расходиться.
– Ахмад-хон, ну что вам стоит закорючку поставить? А у меня весь контракт от этого зависит!
– Я не подписываю не читая, – в сотый раз повторяет Азамат, бережно отодвигая назойливого купца. – Мало ли что вы мне там хотите подсунуть, воспользовавшись спешкой.
На месте купца тут же образуется трое новых, размахивающих толстыми папками.
– Ахмад-хон, а как же отчеты по отлову браконьеров? Нам надо сдать!
– Это вообще не ко мне, а к Кудряшу! – не сдержавшись, повышает голос Азамат.
– Не принимает, говорит, форма не та…
– Значит, сделайте по новой форме, при чем тут я?! И дайте уже пройти наконец, меня ждет звездолет!
Я стараюсь не отставать от мужа, иначе мои шансы пробиться сквозь толпу упадут до нуля. И это мы к черному ходу пробиваемся, а что в офисной части творится, страшно подумать. Азамат оценивающе оглядывает толпу, прикидывая, насколько реально без жертв просто вытолкнуть часть народу на улицу, когда на нас снисходит спасение в лице Алтонгирела.