Учение дона Хуана (перевод Останина и Пахомова)
Шрифт:
— Потому что ты видел их глазами вороны. Птицу, которую люди видят черной, ворона видит белой. Белые голуби для нее — розовые или голубые, чайки — желтые... Постарайся теперь вспомнить, как ты встретился с ними.
Я напряг память, но увидел только смутный, распавшийся образ. Сказал, что помню лишь то, что летел вместе с ними. Дон Хуан спросил, где я встретился с ними, в воздухе или на земле, но я не смог ответить. Дон Хуан даже рассердился, требуя, чтобы я как следует подумал.
Он сказал:
— Все это гроша ломаного
Я старался изо всех сил, но вспомнить так и не смог.
Сегодня у меня всплыла в памяти еще одна картина из моего «сна о серебристых птицах». Я вспомнил, что видел какую-то темную массу с мириадами крошечных дырочек, как от булавочных уколов. Почему-то я решил, что масса эта мягкая. Пока я ее разглядывал, птицы летели прямо на меня. Одна из них что-то крикнула, затем все три оказались рядом со мной на земле.
Я описал эту картину дону Хуану. Он спросил, с какой стороны прилетели птицы. Я ответил, что понятия не имею. Старик потерял терпение и упрекнул меня в тупости. Он сказал, что я отлично бы все вспомнил, если бы постарался, но я боюсь дать себе волю. Он добавил, что я пытаюсь говорить как человек или как ворона, а ведь в то время, которое я вспоминаю, я не был ни человеком, ни вороной. Дон Хуан спросил, что мне сказали птицы. Я напряг память, но в голову лезли всякие посторонние мысли, и я никак не мог сосредоточиться.
Сегодня я долго гулял и вернулся, когда уже стемнело. Я размышлял о воронах, как вдруг мне в голову пришла странная мысль, даже не мысль, а скорее ощущение или впечатление. Птица, подавшая голос, сказала, что они летят с севера на юг и что, когда мы встретимся снова, они будут лететь тем же путем. Я сообщил дону Хуану то, что вспомнил или, возможно, придумал. Он сказал:
— Не ломай голову над тем, вспомнил ты это или придумал. Такие мысли годятся людям, но не воронам, особенно тем, которых ты видел, — вестникам твоей судьбы. Ты уже ворона, и этого не изменить. Отныне вороны будут сообщать своим полетом о каждом повороте в твоей жизни. В каком направлении вы полетели?
— Не помню.
— Подумай хорошенько — вспомнишь. Сядь на пол и покажи, где ты был, когда птицы подлетели. Закрой глаза и начерти на полу.
Я выполнил его указание и определил свое место.
— Не открывай глаза, — продолжал дон Хуан. — В какую сторону от этого места вы полетели?
Я сделал на полу другую отметку. Используя их, дон Хуан указал несколько направлений полета, которым вороны будут предсказывать мое будущее. Он связал эти направления с четырьмя сторонами света.
Я спросил, всегда ли, предсказывая судьбу человека, вороны следуют этим направлениям. Дон Хуан ответил, что эти направления — только мои. Все, что делали вороны в первую встречу, сказал он, невероятно для меня важно. Он настаивал на том, чтобы я вспомнил малейшие подробности, поскольку и «весть», и поведение вестников носят очень личный характер.
И еще об одном он настоятельно просил вспомнить: в какое время дня вестники меня покинули. Он посоветовал сравнить освещение в то время, когда я «взлетел», и когда серебристые птицы «полетели со мной». Я сказал, что, когда отправился в «тяжелый полет»,
было темно, а когда увидел птиц, все вокруг заливал красный цвет — алый, а может быть, оранжевый. Дон Хуан сказал:
— Значит, дело было под вечер, солнце еще не закатилось. Когда темнеет, ворону окружает белизна, а не чернота, как людей. Твои последние вестники тоже прилетят под вечер. Они окликнут тебя и, пролетая над тобой, станут серебристо-белыми. Ты увидишь, как они сверкают на фоне неба, и это будет означать, что твое время пришло. Ты умрешь и превратишься в ворону.
— А если я увижу их утром?
— Утром ты их не увидишь.
— Но ведь вороны летают целый день...
— Только не твои вестники, дурень!
— Дон Хуан, а когда прилетят твои вестники?
— Мои — утром. Их тоже будет трое. Мой благодетель говорил, что, если не хочешь умирать, можно криком превратить их в черных и тем самым отогнать смерть. Но теперь я знаю, что делать это нельзя. Мой благодетель был склонен к крику и ярости «чертовой травки». Дымок — совсем иное дело, он бесстрашен и справедлив. Когда за тобой прилетят серебристые вестники, кричать бессмысленно — лети вместе с ними, как летал раньше. Когда ты встретишь их, они повернут в другую сторону и исчезнут навсегда. Но теперь их будет уже четверо.
Я продолжал припоминать краткие и бессвязные состояния необычной реальности.
Одна деталь из галлюциногенного опыта с грибами особенно часто приходила мне на ум: мягкая темная масса с булавочными отверстиями. Я воспринимал ее как масляный пузырь; его центр как бы открывался и заглатывал меня. На краткий миг я погружался в состояние необычной реальности и очень страдал от сильного возбуждения и тревоги. Я был бы рад поскорее покончить с этими опытами.
Сегодня я сказал об этом дону Хуану и попросил у него совета. Он отмахнулся от моих слов и посоветовал не обращать на этот образ внимания, поскольку он лишен смысла, а точнее — ценности. Единственное, что важно и стоит моих усилий, — это воспоминания, в которых присутствуют вороны; все остальные «видения» — пустые порождения страха. Дон Хуан напомнил, что дымок требует от человека твердости и спокойствия. Мне же казалось, что я ступил на порог, за которым — опасность... Я заявил, что не могу идти дальше, ибо дымок вызывает у меня страх.