Ученик БЕШЕНОГО

Доценко Виктор Николаевич

Эммануэл зааплодировал:

Браво, Лариса! Редко кто может с такой откровенностью сказать о себе!

Погоди, подружка, помолчи! — оборвала та. — Мне нужно выговориться!

Между прочим, я никогда не считала и не считаю тебя стервой, — искренне заявила Джулия.

И напрасно, — мотнула головой Лариса. — Твоя тетка была права на все сто, с трудом переваривая мое присутствие и наше с тобой общение.

Ты преувеличиваешь, — попыталась возразить Джулия.

Не пытайся сгладить! Зинуля была действительно права, и я очень ей благодарна за то,

что она не скрывала своих эмоций на мой счет. Вполне возможно, что она оказалась тем единственным человеком, который заставил меня взглянуть на себя со стороны. — Она повернулась к Эммануэлу: — Отличное занятие, скажу я тебе, Длинноногая Эмми! — и снова обратилась к Джулии: — Взглянула я, значит, на себя и ужаснулась: как же мои близкие переносят такую стерву? Подумала я так, заперлась в своей комнате, открыла бутылку виски и пару дней, прикладываясь по глоточку, проанализировала всю свою жизнь, не приукрашая ее и совершенно не щадя свое самолюбие. Прикинь, вспомнила даже и то, как хотела отбить у тебя Савелия. Прекрасно понимая, что этого мне никогда не достичь, я хотела любым способом хотя бы затащить его в постель. Ты уж прости меня, подлую!

Я давно простила тебя, — тихо ответила Джулия.

Спасибо! — с горячностью воскликнула Лариса и залпом опрокинула в рот остатки шампанского прямо из бутылки.

Может, не стоит? — Джулия опустила ладонь ей на плечо.

Так она уже пустая, — кивнула та на бутылку.

Я не о шампанском, а о твоем душевном обнажении.

Браво! Пять баллов, Джулечка! — зааплодировала Лариса. — Как точно ты сказала: «Душевное обнажение»! Понимаешь, подружка ты моя милая, это самое обнажение мне сейчас и нужно, как кислород всему живому! Мне необходимо высказаться, чтобы не сгрызть себя изнутри…

Девочки, извините, но мне пора, — повинуясь чувству такта, проговорил Эммануэл, встав из-за стола.

Что, заскучала, Эммочка? — спросила Джулия.

Никак нет, — возразил он, — действительно дела…

Хорошо, я провожу.

Не стоит. Звони, если что.

Ты тоже.

Непременно. Рад был нашей встрече, мисс Лариса.

И мне приятно.

Когда Эммануэл вышел, Джулия долго смотрела в глаза Ларисы, словно решая говорить или нет. Та тоже молчала, ощутив ненужность слов в данный момент.

Знаешь, подруга, ты права: Зинуля часто пыталась предупредить меня, какая ты стерва.

Вот! — Лариса победоносно вскинула указательный палец.

Погоди! — оборвала подругу Джулия. — И всякий раз я возражала ей, говоря, какая ты заботливая и нежная подруга. И знаешь, что мне на это говорила тетка?

Что тебе нужно быть геологом, — со вздохом ответила Лариса, — потому что ты так глубоко копаешь и находишь во мне даже то, чего во мне нет и в помине.

Господи, откуда…

Зинуля сама мне и сказала. — Она вдруг весело расхохоталась, и ее смех подхватила и Джулия.

Они смеялись долго и заразительно. Это был необходимый смех, очищающий душу, соединяющий и вселяющий надежду на еще более прочные взаимоотношения. Перестав смеяться, они помолчали немного: каждый думал о своем.

Наконец Лариса задумчиво сказала:

Я действительно благодарна тебе, моя милая подруга: ты была столь терпима к моим стервозным проявлениям, ты так верила, что во мне есть и нечто хорошее, что буквально заставила и саму меня поверить в это. Клянусь, я стала другой, и преданнее меня у тебя вряд ли кто будет.

В ее голосе было столько искренности, что Джулия молча обняла ее, прижала к своей груди, и они вдруг заплакали, с надрывом, по–бабьи…

Мамочка, тетя Лариса, почему вы плачете? — раздался в дверях звонкий голос Савушки.

Что ты, деточка, мы не плачем, мы так смеемся, — возразила Лариса, широко улыбнувшись ребенку.

Ага, а почему тогда слезки на глазках? — рассудительно спросил тот.

Эти слезки, сыночек, от смеха, — пояснила Джулия. — Когда долго смеешься, могут появиться слезки.

А вы долго смеялись?

Долго–долго, — ответила Лариса, — иди-ка ко мне. Боже, какой же ты стал тяжелый!

Так человек же растет, — совсем по–взрослому ответил Савушка.

Еще как растет! — весело воскликнула Лариса и попыталась подкинуть его на руках. Так она делала не раз: это «упражнение» ему особенно нравилось. Сейчас ей удалось только оторвать его от пола, подкинуть не хватило сил.

Не стоит, тетя Лариса, а то еще надорветесь и у вас малышек не будет.

Каких малышек? — не поняла она.

Как каких, — он пожал плечами и укоризненно взглянул на Ларису, — как я у моей мамы…

Господи, где ты наслушался таких вещей?

Так мама Полли сказала.

Тебе так сказала Полли? — недовольно нахмурилась Джулия.

Да не мне, мамочка! Сегодня нам встретилась ее знакомая, которая тоже попыталась меня поднять, так мама Полли и сказала ей: «Смотри, не надорвись, а то детишек не будет!»

Савушка рассказывал все с таким серьезным выражением лица, что подруги с трудом удерживались от смеха.

Боже, милый Савушка, как же ты у меня повзрослел! — Джулия крепко прижала его к груди.

А смотри, тетя Лариса, какой я сильный! — мальчуган обнажил бицепс, согнул руку в локте и сжал ее в кулак.

Слушай, подруга, смех смехом, а бугорок-то действительно твердый, — покачала головой Лариса.

Наш Сэнсэй поработал на славу. Он говорит, что Савушка очень талантливый и он еще удивит мир, — хвастливо проговорила Джулия.

Сэнсэй? — нахмурилась Лариса, — почему я о нем ничего не знаю?

Когда он появился в моей жизни, мы были в ссоре, а потом… — она пожала плечами, — как-то разговор не заходил. Он из Японии, его фамилия относится к одному очень уважаемому и древнему роду. Его зовут Токугава Кадзу, однако все его родственники погибли, и он не смог жить в своей стране. Перебрался в Америку, а здесь его зовут Грейт!

Познакомишь?

Только в том случае, если он сам изъявит желание.

Сам? — удивилась она.

Иначе ничего не получится.

Ты меня заинтриговала. Сколько ему лет?