Ученик философа
Шрифт:
— Да неужели?
Том стоял спиной к окну, а Розанов — у закрытой двери. Том понял, что философ в самом деле дрожит и на губах у него вздуваются пузырьки пены. Том сделал глубокий вдох. Его тоже начинала бить дрожь. Он сказал:
— Стойте, послушайте, я вам расскажу, как все было на самом деле, все было совершенно невинно, а вовсе не так… Я был на той репетиции в Холле, потом мы все пошли в паб, в «Лесовик», а потом он закрылся, я пошел в Белмонт, а они все пошли за мной, я не хотел, чтобы
— Вы собирались повидаться с Хэрриет? — Джон Роберт владел собой, Том слышал, как философ медленно и глубоко дышит, как воздух со свистом выходит меж зубов.
Том поколебался и сказал:
— Да… но…
— Так поздно вечером? Она вас пригласила?
— Нет… было не так уж и поздно… то есть я хочу сказать…
— «Лесовик» закрывается в десять или половине одиннадцатого.
— Да, ну хорошо, я не собирался к ней заходить, просто хотел… пойти туда…
— Пойти туда?
— Я не знаю, чего я хотел, я был пьян.
— Понятно.
— А все остальные пошли за мной, они думали, что там будет вечеринка.
— Вы организовали вечеринку?
— Нет…
— Почему же они решили, что там будет вечеринка?
— Я сказал…
— Вы сказали?
— Да, но только для того, чтобы от них отделаться, чтобы они от меня отстали, я притворился, что мне нужно идти на вечеринку… а потом… потом на самом деле получилась вечеринка… но я ничего такого не устраивал… а когда все пришли туда, я уже не мог их выгнать. Я не виноват. Мне очень жаль, что так получилось. Я начал писать мисс Мейнелл письмо с извинениями…
— Почему вы решили извиниться, если ни в чем не виноваты?
— Ну, я полагаю, что частично все же виноват, поскольку вышла безобразная история, но я не хотел…
Ужасное смутное чувство вины путало мысли Тома. Он каким-то совершенно непонятным для себя образом вызвал лавину запутанных последствий. Он хотел сбегать повидаться с Хэтти, но не осмеливался. Он пытался написать ей письмо, но это оказалось слишком трудно. И в самом деле, только сейчас он начал осознавать весь ужас случившегося.
Привычная процедура вопросов и ответов несколько успокоила Розанова. Поначалу он едва мог говорить. Он сказал:
— Вы привели туда Джорджа, ввели его в дом.
— Неправда, я клянусь, что это неправда! Я не знаю, как он там оказался — может, случайно зашел в Белмонт.
— Вы были в доме?
— Нет.
— Но он был.
— Да, но я не знаю, как он туда пролез… потом мы… мы закричали на него и заставили его уйти.
— А там были все эти люди — миссис Седлей и мужчины, одетые женщинами?
— Да, то есть один был, но это была просто шутка…
— Шутка?! Вы в своем уме?
— Я знаю, это ужасно, но я не виноват, а все остальное газеты просто выдумали.
—
Джон Роберт облокотился о дверь. Он хватал воздух губами, покрытыми пеной, словно у бешеного зверя.
Том уже чуть не плакал от страха и отчаяния. Он провыл:
— Я ничего плохого не делал!
Розанов с трудом выговорил:
— Вы хотите сказать, что газеты выдумали, что я… сказал, что вы можете… что вы и Хэрриет могли бы… что я хотел, чтобы вы были вместе?
В том, как он произнес эти слова, было что-то кошмарно, чудовищно жалкое; и только в этот момент Том полностью осознал весь ужас своего положения. Он стоял лицом к философу, но теперь опустил голову. Он пробормотал:
— Я не знаю, почему они про это написали.
— В самом деле не знаете? Вы кому-то рассказали… о том, о чем я запретил говорить…
— Нет…
— Вы кому-то рассказали.
— Ну да, я сказал одному человеку.
— Кому?
— Моему другу, Скарлет-Тейлору, но…
— Вы сказали… вы обещали… никому не рассказывать…
— Простите меня, пожалуйста… если бы вы знали, как я раскаиваюсь, вы бы меньше сердились… я не знаю, как это стало известно — он не мог рассказать, — может, они и в самом деле это выдумали…
— Вы понимаете, какой ужасный вред причинили Хэрриет и мне, чудовищный, непоправимый вред?
— Ничего подобного, — сказал Том. — Это просто глупая статейка в местной газетке, большинство людей над ней посмеются, и все.
— Вы думаете, мне нравится, когда надо мной смеются? Думаете, я так просто отмахнусь от того факта, что вы выставили меня дураком, посмешищем? Что сделали нечто глубоко личное предметом вульгарных шуток?
Розанов шагнул вперед, и Том отпрянул к углу комнаты — стоя в углу, он облокотился на стену. Он сказал:
— Мне очень жаль, я уже сказал. Что еще я могу сказать? Это просто чепуха.
— Имя моей внучки публично опозорено, а вы называете это чепухой?
— Не вижу, как это может повредить Хэтти.
— Не называйте ее Хэтти!
— Хорошо, Хэрриет, мисс Мейнелл, как вам угодно. Я понимаю, что вся эта история задела ваше… самолюбие… но вы скоро оправитесь, и она не должна из-за этого переживать, это временное…
Джон Роберт выбросил руку перед собой, схватил с каминной полки фарфоровую собачку и с невероятной силой запустил ею в каминную решетку. Осколки разлетелись по полу. Он спросил:
— Вы читали эти статьи?
На самом деле статьи в «Пловце» Том не видел вообще, а статью в «Газетт» читал невнимательно. Он пробежал ее с ужасом и отвращением, а потом вырвал и выбросил, чтобы не поддаться искушению прочитать ее снова и тем самым не расстраивать себя еще больше. Он сказал: