Ученик философа
Шрифт:
— Да, и она всем разбалтывает! Она распускает про нас отвратительные сплетни в Институте. Я уверена, она кому-нибудь рассказала, что ты смотрел на девочку в бинокль. Она видела из сада. Она вездесуща.
— Ну и ладно, — сказал Джордж, — Это не важно.
Он чихнул.
— Ты простужен.
— Да, Том меня заразил.
— Я думаю, что людей глупее и плаксивей Габриель просто не бывает. И еще она в тебя влюблена.
— Да. Это тоже неважно.
— Сядь, — сказала Алекс, — Почему ты сегодня пришел?
— Из-за Ящерки Билля.
— Я так и думала.
Она села рядом с Джорджем и молча глядела
Джордж в это время смотрел на Алекс и думал: «Какая она стала старая, закостенелая, у нее какой-то нездоровый вид, она сутулится, а кожа потемнела, высохла, и как будто стала ей велика, и вроде как грязная, уголки рта обвисли, утонули в длинных мрачных бороздах, и неужели обязательно в таком возрасте красить глаза. У нее жалкий и трогательный вид, я никогда не видел ее такой».
Джордж улыбнулся, сморщил короткий нос — очень похоже на Зеда, — показал короткие квадратные, широко поставленные зубы и снова помолодел.
— Алекс, я рад тебя видеть.
— Джордж, я тоже рада тебя видеть.
— Билл был человек. С ним я мог бы поговорить.
— Жаль, что не поговорил.
— Это не важно, но все равно печально. Его смерть коснулась древнего, первобытного.
— Чего древнего? — спросила она, но он не ответил.
— Ты знаешь, я чувствую, что изменился. Может, Габриель была права. Как она сказала? «Спасен», «вернулся».
— Изменился? Как именно?
Руби принесла сэндвичи и удалилась.
— Я есть хочу. А ты?
— Нет, спасибо, — сказала Алекс.
Джордж набросился на сэндвичи. Он не ел со вчерашнего полудня. Он сказал:
— Мы едем в Испанию.
— Мы?
— Я и Диана Седлей. Мы будем жить в Испании на мою пенсию.
— Где именно в Испании? — спросила Алекс, пристально глядя на него суженными кошачьими глазами.
— Я пока не знаю. Где-нибудь, где недорого. Нам надо посмотреть на карту, поспрашивать советов. У меня отложено немного денег, ну и пенсия неплохая. В Испании ее хватит на большее. Будем жить у моря, питаться дешево, рыбой, оливками и фруктами. Мне вдруг пришло в голову, что я все-таки могу быть счастлив, еще не поздно, еще возможно получить что я хочу. Мы станем другими. Навсегда забудем про этот город.
— Можно и мне с вами? — спросила Алекс.
Джордж перестал жевать.
— А ты хочешь?
— Да, очень. Я не буду вам мешать.
— А Диана?
— Я против нее ничего не имею, почему бы и нет.
— Даже если она захочет стать Дианой Маккефри? Она хочет.
— Да, я чувствую, что я тоже меняюсь. Какая-то революция в нас произошла.
— Может, это из-за Уильяма, часть его души перешла в нас. Только это началось уже давно… я теперь понимаю… давно уже.
— Так можно мне с вами? У меня много денег. Мы сможем построить два дома, я куплю машину.
— Алекс, — сказал Джордж, — это вдохновение, мы стали богами!
Он посмотрел на нее, и Алекс увидела в сияющем, благодушном, безумном лице отражение своего собственного лица. Они уставились друг на друга.
— Мне нужно идти, — сказал Джордж.
— Я буду думать про то, как вы с Дианой смотрите на карту.
— Не беспокойся, — пробормотал Джордж, — Там, дальше, есть еще место.
— Дальше Испании?
— Нет, просто дальше… дальше. Это совсем не так, как я думал, огромное напряжение воли, огромные, громадные вещи — вовсе нет, когда все позволено, то ничего не хочется, понимаешь… это так просто, нужно только расслабиться… просто отпустить… отпустить всё…
— Что «всё»?
— Не важно. Милая, милая Алекс. Поцелуй меня, как будто мы… никто… все равно кто… как оно и есть на самом деле… конечно же…
Они встали и поцеловались. Едва соприкасаясь губами, они застыли, словно подвешенные в пространстве. Так они стояли долго.
— До свидания. Скоро, скоро, жди. Я заберу сэндвичи, какие остались.
— Куда ты?
— В кино.
Однако Джордж не попал в кино. Когда он вышел из Белмонта, капал дождь, и Джордж решил отправиться домой в Друидсдейл, а не идти в «Одеон» на Хай-стрит, до которого было гораздо дальше. Он терпеть не мог дождь, не любил мокрые волосы, мокрые ноги, мокрую одежду. Зонтика у него не было. Джорджу было муторно, нехорошо, его лихорадило. И еще он хотел спокойно доесть сэндвичи. Он хотел перерывав существовании, в жизни, которая уже довольно давно превратилась в тяжелую работу. Впервые за много месяцев он почувствовал, что, кажется, способен отдохнуть, сделать то, что всегда казалось немыслимым, — лечь на спину, закрыть глаза, затихнуть, поддаться сонливости, перестать бояться, ощутить покой. В то же время он был странно взвинчен, растерян. Что-то в нем сломалось, подалось, и так стало даже лучше, правда ведь? Он не хотел в подробностях рассматривать это новое состояние, он чувствовал, что отныне никогда ничего не захочет рассматривать в подробностях. Он хотел провести остаток жизни в покое, с людьми, которым не важны подробности.
Он дошел до друидсдейлского дома и вставил ключ в замок. Рука дрожала. Он открыл дверь и вошел в сумрачную прихожую. Остановился. Что-то не так. Там что-то есть. Что-то ужасное. Он вгляделся. На лестнице сидела Стелла.
— Привет, Джордж.
— О боже.
Джордж сел на стул, стоявший в прихожей.
— Прости, что я так неожиданно.
— Зачем ты вообще явилась? И почему сейчас, господи, почему именно сейчас?
— Ну, когда-нибудь я должна была вернуться. Прости, что не вышло раньше.