Ученик мага
Шрифт:
Удивительно, какая в Калькутте поголовная занятость. На Западе рабочих мест становится все меньше. Запад помешан на идее сокращения ради сокращения. Мы с пеной у рта доказываем: мощных компьютеров надо все больше, людей – все меньше. Но в погоне за новыми технологиями лишаем себя удовольствия видеть четко отлаженную человеческую систему в действии.
Осматривая городские укрепления в надежде наткнуться на Феруза, я диву давался, насколько все здесь при деле. Взять хотя бы центральный городской почтамт, построенный на месте печально известной Черной дыры. 11 Купол в лучших традициях эпохи Возрождения, коринфские колонны, местами – характерные для барокко украшения. Незабываемо. Но куда больше поражает сам принцип работы почтовой системы. Попробуйте купить простую
11
Черная дыра – тесный карцер стоявшего на этом месте форта, в котором 20 июня 1756 года было заперто 146 пленников-англичан – в живых после этой кошмарной ночи осталось только 23 человека – прим. автора.
Первый служащий вызывает следующего в очереди посетителя; второй выслушивает заказ; третий заказ записывает; четвертый взвешивает на руке конверт; пятый выясняет, сколько будет стоить отправка конверта такого веса; шестой объясняет седьмому, какую марку выбрать из блока; восьмой отрывает марку; девятый мажет марку клеем; десятый приклеивает ее к конверту; одиннадцатый берет деньги; двенадцатый выписывает чек.
Система поразила меня до глубины души. Я вышел на улицу, поймал такси и велел экипажу машины отвезти меня в банк, куда мне должны были перечислить деньги. В Калькутте с каждым таксистом ездит напарник – он сидит рядом с водителем и общается с клиентами. Помимо всего прочего, помощник прокладывает маршрут, берет у пассажира деньги, развлекает его шуточками и следит за алтарем на приборной панели. Я уселся на заднее сиденье, вверив себя в руки профессионалов. Наше такси с грацией танка вклинилось в общий поток.
Машина петляла по узким улочкам, а я тем временем разглядывал сложнейшей работы алтарь. К этому шедевру приложил руку настоящий мастер. Центральной фигурой композиции являлась золоченая статуэтка Кали сантиметров тридцать высотой. С шеи богини свисали гирлянды миниатюрных черепов. Все ее шесть рук – в каждой по большому ножу – рубили воздух в ритме звучавшей в салоне музыки: диско 70-х. Раз в девять секунд изо рта черноликой богини извергался поток ярко-красной жидкости, стекавшей по туловищу к ногам. Жидкость переливалась в небольшой резервуар, откуда через некоторое время снова попадала в рот богини. Все это наводило на мысль об адских часах с кукушкой.
– Отличная штуковина. В нее, наверное, столько труда вложили, – озвучил я свою мысль. Водитель и его помощник трясли головами под песню «Night Fever» группы «Bee Gees».
Выдававший мне деньги банковский служащий сказал, что Феруза можно поискать в Калигхате – так называется храм Кали в Калькутте. Странновато, на мой взгляд, но, с другой стороны, я ведь совсем не знаю город. Так что к совету я прислушался.
На первый взгляд Калигхат – округлые купола, плотные очереди нищих, вдовы, обритые налысо паломники – ничем не выделяется среди других храмов Индии. Но здесь нет места празднику жизни – в Калигхате царит культ смерти. В храме все настолько тесно связано с Кали, что искать в нем Хакима Феруза было совершенно бесполезно.
Вообще-то, тем, кто не исповедует индуизм, вход в храм воспрещен. Но меня никто не остановил, так что я прошел через низкую дверь в главный двор. Первым делом на глаза мне попалась женщина, привязывающая камни размером с кулак к отросткам волшебного кактуса. Говорят, это помогает от бесплодия.
Несмотря на дарующее жизнь растение, храм, будто неким пологом, накрывало ощущение разгула чего-то до отвращения жуткого. От грозного взгляда Кали здесь ничто не могло укрыться. Натуралистичные изображения пьющей человеческую кровь богини с ожерельями из отрубленных голов – такое зрелище пробирает до мурашек. Голливуду еще ой как далеко до создания чего-либо подобного. Одержимая жаждой смерти Кали высунула язык. У нее десять рук, и в каждой она держит по разящему мечу, а ее кровожадный взгляд приковывает врагов к месту.
Храм построен в 1809 году на месте гораздо более древнего святилища. В старинных индуистских хрониках говорится, что храм был построен на том самом месте, куда упал отрубленный палец ноги богини Сати. 12 Именно здесь душители-таги молились перед тем, как отправиться убивать ничего не подозревающих путешественников.
В одном из уголков двора был устроен загон, куда сочными листьями заманили зеленоглазую козочку. Доверчивое животное безмятежно жевало. Ослепленная жадностью,
12
По легенде, жена Шивы Сати бросилась на жертвенный костер. Шива выхватил ее из огня, но было уже поздно. Шива долго ходил с телом Сати на руках, пока Вишну и другие боги не решили излечить его от безумия, разрубив тело его жены. Там, куда падали частицы тела Сати, позже возникли места поклонения богам.
А в загоне через двор два мясника разделывали другую тушу. У их ног громоздилась горка отрубленных козлиных голов – ни дать ни взять, залитые кровью башмаки.
В храме ежедневно совершается до двенадцати жертвоприношений богине Кали. Вплоть до девятнадцатого века здесь в порядке вещей были и человеческие жертвоприношения. Перед тем, как убить животное, совершается обряд посвящения могущественной богине – при этом используют молоко, смешанное с водой из Ганга, где растворяют немного бханга – пасты из конопли. Перед жертвоприношением козу или другое животное моют и украшают цветами красного гибискуса. Потом берут ритуальный нож и шепчут в ухо животному свою просьбу. Душа жертвенного животного передаст просьбу напрямую Кали.
Что-то мне подсказывает, что банковский служащий прекрасно знал об ужасных кровавых обрядах в Калигхате, и специально направил меня туда. «Чудесно, – думал я, выбираясь из зловещего храма. – Видно, народ здесь веселый. Похоже, скучать не придется».
Первые пять дней я только тем и занимался, что повсюду искал Феруза. Калькутта, конечно, большой город, но через неделю мне стало казаться, что тот, кого я ищу, просто не существует. Может, Хафиз Джан направил меня в Калькутту по ошибке? Или Феруз куда-нибудь переехал? И то и другое вполне возможно. Впрочем, что толку задаваться бесполезными вопросами.
Меня не покидало ощущение, что чем усерднее я ищу, тем меньше у меня шансов найти. Если верить традиции, то джинны, проведав о моих настойчивых поисках, решили подшутить. Джинны вообще очень любят шутки. Вот они и скрыли от меня Феруза. Оставалось только ждать, пока какой-нибудь добрый дух не сжалится надо мной и не уберет завесу, скрывающую учителя. Пока же оставалось только запастись терпением и пережидать проделки джиннов.
Я поспешил убраться с пути трамвая, который с грохотом несся на меня, подобно груженой углем вагонетке, перешел дорогу и свернул влево – на знаменитую книжными развалами Колледж-стрит. Пожалуй, это самое большое в мире кладбище ненужных книг. Выгоревшие на солнце, неоднократно намокавшие под проливными муссонными дождями – эти книги определенно знавали лучшие времена. Ради любопытства я покопался немного среди высоченных стопок. Половина книг – по древним, бывшим в ходу еще на заре компьютерной эры языкам программирования. Другая половина – любовные романы. Я шел вдоль центрального прохода и вдруг наткнулся на прилавок с книгами издательства «Mills & Boon». 13 Возле него толпились бизнесмены, школьницы, конторские служащие, таксисты, выискивая пикантное любовное чтиво.
13
Английское издательство специализирующееся на любовных романах – прим. перев.
Продавец ненадолго оторвал взгляд от рассыпающейся книги под названием «Случайная встреча» и предложил мне заглянуть в его любимую кафешку. В путеводителях любят писать, что калькуттский Альберт-Холл – это местный аналог кафе на парижском Рив-Гош – левом берегу Сены. Красивые слова. Не исключено даже, что когда-то давным-давно они соответствовали действительности.
Кафе столиков на двадцать расположено на третьем этаже Альберт-Холла. И стены, и высокий потолок покрыты толстым слоем копоти. Под потолком величаво рассекают воздух выгнутые, похожие на ятаганы, лопасти старинных вентиляторов. В Альберт-Холле не собирались лучшие представители передовой общественности, чтобы обсудить насущные проблемы современности. Здесь не клубился густой серебристый дым сигарет «Галуаз». Кафе пустовало. Пустовало, если не считать одинокого пожилого горбуна в дальнем углу. Он раскладывал марки в альбом.