Ученик Жестокого Бога

Куприянов Денис Валерьевич

– Разве такое возможно? – удивился Грэй, который имел смутное понятия о законах.

– Возьмем, например, самое обычное дело. Некто украл кусок хлеба, какое может быть за это наказание?

– Ну не знаю, казнить как-то через чур, наверное, стоит заставить выплатить штраф или посадить в тюрьму. Разве не так?

– Ты рассуждаешь слишком прямолинейно. Сначала изучи основы дела, почему кусок хлеба был украден, и каковы были последствия. Ведь если он украден со стола богача, то тот даже может и не заметить потери. В то время как бедняк, для которого это возможно единственный кусок пищи, может и помереть. Нужно изучить личность

того, кто это сделал. Возможно, он пошел на кражу из баловства, а быть может, спасал свою жизнь или жизни друзей. Теперь ты представляешь, какими должны быть законы, что бы все это предусмотреть?

– По-моему это называется смягчающие или отягчающие обстоятельства, - Грэй изо всех сил напряг память, вспоминая все, что он когда-либо читал на похожую тему.

– Правильно, но кто их определяет?

– Кто? – поинтересовался полукровка.

– Все те же судьи. Но ведь судья не может быть беспристрастен. У него может случиться приступ плохого настроения, ему может внешне не понравиться обвиняемый или вдруг наоборот тот окажется его другом или знакомым. В таких случаях о беспристрастности можно забыть. И тогда я подумал, если законы находятся в руках таких существ, то зачем же тогда они существуют? Для чего пишутся многотомные труды, если одним росчерком пера, можно сломать жизнь невиновному или оправдать виноватого? И тогда я понял, к чему нужно стремиться. И прямым указом отменил все суды в границах своего клана. Я стал единственным и главным судьей, которому приносят на разбор все дела.

– Но разве вы можете быть настолько беспристрастным?
– Грэй как зачарованный слушал речь главы клана, чувствуя, как она достигает до самых дальних уголков его сердца.

– Увы, нет, но я стремлюсь к этому, - Карнэл тяжело вздохнул. – Кроме того, определение наказания является еще более сложным делом. В настоящий момент я разрабатываю методику, согласно которой наказание должно позволить преступникам осознать тяжесть своего прегрешения. Для этого иногда приходится идти на крайние меры. – И он кивнул на тело казнимого.

– Боюсь, он чувствует только боль, а не раскаяние, - недоверчиво пробормотал полукровка.

– Время от времени я освобождаю их от боли, после чего начинаю опрашивать, пытаясь понять, осознали ли они свои прегрешения. Тем, кто этого достигает, даруется быстрая казнь. Этот, как видишь, оказался весьма упрямым. А сейчас я его даже и спросить-то не могу, мои милашки сожрали ему часть языка.

– А эльф может оказаться на его месте?

– Может, в прошлом году пришлось довольно жестоко казнить главу одного из домов, замышлявшего переворот. В делах правосудия я не создаю привилегий для рас, сословий, чинов и званий.

– Но все говорят, что вы мучаете только людей, - внезапно поинтересовался Грэй.

– Потому что от них слишком много проблем. Люди по сути дела всего лишь животные. Они не успевают вырасти, как уже умирают. Поэтому им тяжело познать жизнь. А зверей, которые смеют поднимать руку на своих хозяев, следует убивать, иногда весьма жестоко что бы и другие звери поняли это, - в голосе Карнэла не было ни жестокости, ни ярости. Самая обычная констатация факта. – Мои поданные давно поняли этот урок, и часто для них хватает морального давления, а эти варвары никак не могут уняться. Хотя, если потребуется навести справедливость, я готов разобрать спор даже двух низших. Но они почему-то не идут на это.

На несколько минут в саду повисла тишина.

Где-то щебетали птицы, и раздавался стрекот кузнечиков. Из тела умирающего время от времени доносились различные звуки, которые сложно было назвать даже стонами. Грэй молча смотрел на ближайшие кусты и внезапно спросил.

– А я могу этому научиться?

– Чему? – удивился Карнэл.

– Умению определять наказания, дабы привести злодея к раскаянию. Ну и определению тяжести преступления.

– Ты хочешь этому научиться? – в голосе главы клана проснулся внезапный интерес.

– Очень, - резко кивнул головой полукровка.

– Тогда в чем проблема, я могу начать учебу прямо сейчас.

– Правда? – удивился юный эльф.

– Конечно, тебе есть на чем писать? Иначе я сейчас пошлю слугу, и он все принесет из моего кабинета.

Через час взволнованная мать в сопровождении фальшиво сочувствующих членов посольства к своему удивлению нашла своего сына в саду, где он сидел практически у ног умирающего преступника и увлеченно записывал речь главы клана. Как позже вспоминал сам Грэй, глаза противников его матери были наполнены неизведанным ранее ужасом. Сам Карнэл тут же использовал это, как демонстрацию того, что наказывать можно и страхом. Грэйлон это хорошо запомнил и впоследствии часто использовал на практике.

***

– И все? – удивился Кориэл. – Я ожидал больших зверств.

– Зверства были, - хмыкнул Грэй. – Карнэл чуть ли не умолял мою мать и даже провел особую церемонию, которая делала меня его официальным учеником. Впоследствии мне не раз приходилось выносить приговоры и даже осуществлять их выполнение. Вот так я и прожил десять лет. Потом посольство отозвали, и я вернулся на родину. Слухи о моих приключениях моментально разошлись по всему Кортаилану, и даже самые свирепые хулиганы после такого старались обходить меня стороной.

– Это я уже помню, - хмыкнул менестрель. – Что, впрочем, не помешало некоторым придуркам пытаться доказать всем, что они ни капельки не боятся такого факта.

– Да, повозиться с ними пришлось, - согласился Грэйлон. – Спасибо полученным урокам, на этот раз мне было гораздо легче.

– Кстати, а ты, заодно, не слышал каких-либо легенд или мифов. Или может Карнэл сам лично рассказывал тебе, как он дошел до жизни такой? Откуда такая жажда наведения справедливости?

– Он не рассказывал, а его подданные в основном молчали. Хотя я слышал одну легенду о том, что юность он провел так же в одном посольстве, направленном к варварам. Местным мальчишкам не очень понравилась форма его ушей, поэтому бедняге пришлось крайне тяжело. Лет через двадцать он якобы вернулся туда же с войсками и сжег все дотла, объясняя каждому обидчику, как тот в свое время заблуждался. Но поскольку в той же легенде говорится, что каждому из них он сам лично подрезал уши, дабы придать нужную со своей точки зрения форму, я ей как-то не особо верю.

– Но возможно рациональное зерно в этом есть… - Кориэл хмыкнул. – Кстати, здесь ты более откровенен, чем во дворце. Что-то изменилось?

– Да, - раньше ты был просто товарищем для игр, но теперь случилось так, что возможно тебе придется прикрывать мне спину. Думаю, в таком случае я имею право быть с тобой откровенным.

– Принято. Хотя я сомневаюсь, что мне удастся пройти все испытания. Все-таки все эти битвы, погони, драки, они не для меня. Мое дело песни, поцелуи при луне и бегство от обманутых мужей.