Ученик
Шрифт:
Доктор Айлз руководила вскрытием с присущей ей бесстрастностью. Ее ассистент Йошима, с виду тоже невозмутимый, аккуратно разложил инструменты и установил свет. Оба врача смотрели на тело Ричарда Йигера отстраненным взглядом ученых.
Трупное окоченение уже не было так ярко выражено, как вчера, и сейчас доктор Йигер лежал расслабленно. Скотч сняли, трусы тоже, и кровь в основном была смыта с тела. Его руки безвольно свисали по бокам, опухшие и багровые, в трупных пятнах. Но сейчас всеобщее внимание было приковано к глубокой ране на шее.
— Завершающий
— Странно, что она не кажется такой длинной, — сказал Корсак.
— Это потому, что лезвие прошло по линиям Лангера, то есть как раз в зоне максимальной растяжимости кожи. Затем кожа сократилась, и отверстие зрительно уменьшилось. На самом деле рана длиннее, чем кажется.
— Шпатель для отдавливания языка? — спросил Йошима.
— Спасибо. — Айлз взяла из рук ассистента шпатель и аккуратно просунула закругленный деревянный кончик в рану, бормоча себе под нос: — Скажи а-а-а.
— Какого черта? — недоуменно произнес Корсак.
— Я измеряю глубину раны. Почти пять сантиметров.
После этого Айлз поднесла к ране лупу и вгляделась в развороченную полость.
— Перерезаны одновременно левая сонная артерия и левая яремная вена. Задета и трахея. Уровень трахеального проникновения, чуть ниже щитовидного хряща, заставляет меня сделать вывод, что перед нанесением удара шея была растянута. — Она взглянула на детективов. — Ваш неизвестный убийца оттянул голову жертвы назад, а потом уже совершил намеренный удар.
— Экзекуцию, — уточнил Корсак.
Риццоли вспомнила, как в лучах ультрафиолета светились волоски, приклеившиеся к забрызганной кровью стене. Это были волосы доктора Йигера, вырванные в тот момент, когда лезвие вонзилось в кожу.
— Что это было за лезвие? — спросила она.
Айлз не сразу ответила на вопрос. Вместо этого она повернулась к Йошиме и попросила:
— Клейкую ленту.
— У меня все готово.
— Я стяну края раны, а ты наложишь ленту.
Корсак хмыкнул, догадавшись, что они собираются делать.
— Вы опять хотите заклеить его?
Айлз бросила на него насмешливый взгляд.
— Вы предпочитаете суперклей?
— Лентой вы закрепите его голову, я правильно понял?
— Да бросьте, детектив. Скотчем голову не приклеишь. — Она вновь посмотрела сквозь лупу и кивнула. — Отлично, Йошима. Теперь я вижу.
— Видите что?
— Чудеса, которые творит скотч. Детектив Риццоли, вы, кажется, интересовались лезвием?
— Умоляю, только не говорите, что это был скальпель.
— Нет, это не скальпель. Взгляните.
Риццоли взяла лупу и вгляделась в рану. Под прозрачным скотчем явственно просматривались параллельные бороздки, которые тянулись вдоль одного края раны.
— Зубчатое лезвие, — сказала она.
— На первый взгляд, похоже.
Риццоли оторвалась от лупы и встретила спокойный взгляд Айлз.
— Но на самом деле это не так?
— Резец не имел зазубрин, поскольку другой край раны абсолютно гладкий. Вы заметили, что параллельные бороздки появляются только на одной трети разреза? Они не тянутся по всей длине. Так вот эти следы остались там, где лезвие вытаскивали. Убийца вонзил лезвие под левой челюстью, потом вел его к кадыку, а остановился на краю трахеального кольца. Бороздки появляются в том месте, где он закончил надрез и слегка повернул лезвие, чтобы его вытащить.
— Так откуда эти борозды?
— На орудии убийства зазубрины имеются лишь на оборотной стороне, и именно они оставляют параллельные борозды. — Айлз снова посмотрела на Риццоли. — Мы имеем дело с типичным охотничьим ножом.
Охотник. Риццоли взглянула на широкие мускулистые плечи Ричарда Йигера и подумала: «Это не тот мужчина, который согласится на роль добычи».
— Так, позвольте мне выяснить один вопрос, — вмешался Корсак. — Выходит, жертва, этот доктор Тяжелоатлет, спокойно наблюдает, как наш злодей достает огромный охотничий нож, и позволяет полоснуть им по своему горлу?
— Не забывайте, что он связан по рукам и ногам, — заметила Айлз.
— Плевать, пусть даже он был бы связан как Тутанхамон. Любой нормальный мужик сражался бы, как зверь.
— Пожалуй, он прав, — согласилась Риццоли. — Даже со связанными конечностями можно сопротивляться. Можно брыкаться, наносить удары головой. А он мирно сидел, привалившись к стене.
Доктор Айлз выпрямилась. На какое-то время она замерла и в своем хирургическом халате стала похожа на настоятельницу монастыря. Потом, обернувшись к Йошиме, произнесла:
— Дай мне мокрое полотенце. И посвети-ка сюда. Давай протрем его как следует и осмотрим кожу. Каждый сантиметр.
— Что мы ищем? — спросил Корсак.
— Я вам скажу, когда увижу.
Буквально через какие-то мгновения, подняв правую руку мертвеца, Айлз разглядела отметины на боку. Под лупой явственно обозначились две розоватые шишки. Она провела по ним пальцем.
— Волдыри. Тройная реакция Льюиса.
— Льюиса что? — спросила Риццоли.
— Тройная реакция Льюиса. Это особая реакция кожи. Сначала наблюдается эритема — красные пятнышки, а потом воспалительная гиперемия, вызванная расширением артерий. И, наконец, на финальной стадии, появляются волдыри как следствие повышенной сосудистой проницаемости.
— Мне это очень напоминает след от электрошокера, — сказала Риццоли.
Айлз кивнула.
— Точно. Это классическая реакция кожи на удар током. Именно этим он и вывел его из строя. Одного разряда достаточно, чтобы человек полностью утратил нервно-мышечный контроль. За это время можно успеть связать его по рукам и ногам.
— И как долго держатся эти волдыри?
— На живом теле они обычно пропадают через пару часов.
— А на мертвом?
— Смерть останавливает процессы в коже. Поэтому мы до сих пор и видим их. Хотя они еле различимы.