Ученик
Шрифт:
Он машинально сжал кисть правой руки в кулак. Кулак выглядел как-то не впечатляюще.
— Ну. Сжал.
— Разожми. Все неправильно, объясняю.
— Когда ты сжимаешь кулак — ты должен сделать так, чтобы внутри не было никаких пустот, так мало воздуха, как это возможно. Ты не перчатку боксерскую надеваешь — в ней места много — но у нас задача абсолютно противоположная. Боксер бьет перчаткой. Перчатка она сохраняет как руку, так и противника. Нам сохранять надо только руку, поэтому все проще, — сделал Кореец неожиданный вывод.
— Поэтому сначала ты, отведя большой палец в сторону, чтобы не мешал, сгибаешь самые первые фаланги остальных пальцев, видишь — вот так.
— Понятно, — ответил он и повторил движение — рука выглядела смешно. Почему-то рука Корейца совсем не производила смешного впечатления, а может быть, ему так казалось, он не знал.
— Теперь ты плотно-плотно, насколько хватает сил, сжимаешь кулак. И сверху — на то, что получилось — кладешь большой палец, вот таким образом, чтобы сам большой палец не попал на ударную плоскость.
Ему показалось удивительным то, что кулак, который получился в результате, действительно выглядел как кулак. Ему немедленно захотелось куда-нибудь ударить и видимо Кореец это тоже почувствовал.
— Бей меня в ладонь, посмотрим, что получится.
— Он ударил, и в этот раз так сильно, насколько смог. Ладонь Корейца смягчила удар, он даже не понял, каким образом его рука была остановлена в воздухе.
— Основные ошибки у тебя следующие. Запоминай — это основа техники.
Первое, в момент удара, а чтобы не думать об этом — держи так руку постоянно — воображаемая линия от самой левой костяшки кулака — вот этой — от которой начинается указательный палец — должна проходить в сторону предплечья, и оставаться ровной. Если посмотреть на вытянутую руку, сжатую в кулак, сбоку, ты должен увидеть прямую линию. Кулак не должен уходить вверх, не должен заваливаться вниз, только абсолютно прямая линия. Кулак должен быть всегда продолжением руки. Иначе ты ударишь, и что будет?
— Будет больно, — машинально ответил он.
— Ага. Будет очень больно. Вывихнешь или выбьешь кисть. А уж потом тебе будет совсем больно — это, поверь, тебе обеспечат.
— Да уж… Почему-то он внезапно представил себя, окруженным восемью Корейцами, нападающими на него одновременно. Из-за их спин виднелись другие Корейцы, ожидающие своей очереди, сварливо ругающиеся друг с другом, некоторые с ножами и велосипедными цепями, и в центре композиции он сам — баюкающий на груди свою руку с выбитым кулаком. Картинка была такой живой и яркой, что он невольно засмеялся.
— Смешного тут нет ничего, — Кореец говорил серьезно и даже как-то сурово. — Смотри дальше — ударная плоскость. Состоит она из двух костяшек — называют их, — тут Кореец произнес какое-то незнакомое, очевидно восточное слово, которое он немедленно забыл, — и поверхностью указательного и среднего пальца. Такой вот прямоугольник — видишь? — Кореец провел по ударной плоскости на его кулаке пальцем, как будто нарисовал прямоугольник карандашом, его палец был сухим и твердым, как карандаш.
— А теперь самое сложное. Как бить, как должна идти рука и как ты должен ее возвращать в исходное положение для нового удара.
И они занимались еще долго — он потерял счет времени и только иногда стряхивал пот, который стекал у него по лбу и катился ниже — по щекам, иногда даже повисая капельками на кончике носа, которые он сразу нетерпеливо стряхивал взмахом головы, и продолжал бить, бить и бить — по воздуху, по воображаемому противнику — он даже не представлял себе никого конкретного, он превратился в автомат, он наносил и наносил удары, исправляя ошибки, полностью на уровне граничного сознания внося коррективы в движения, когда Кореец указывал ему на ошибки.
«Возвратное движение бедрами — четче, рука идет обратно не к бедру, а ближе к подмышке, резче, не расслабляй кулак» и это продолжалось еще долго — пока он совсем не выдохся.
Когда Кореец жестом велел ему остановиться, он облегченно вытер пот с лица майкой и только сейчас понял, сколько прошло времени, что он проголодался и вымотался — и подумал о том, что на сегодня наверное тренировка — их первая тренировка — закончена, и он сможет отдохнуть.
Но это был еще не конец занятий.
— Стало что-то получаться, — ему показалось скептически подытожил Кореец.
— Но техника — это только пять процентов успеха, ударить красиво и правильно конечно очень важно — но… — Кореец сделал паузу, — помимо «красиво и правильно» ты должен ударить сильно. Как мне самому говорили в свое время — таким образом, чтобы твой противник уже не ощутил серию, следующую за первым ударом.
— Вот смотри, — они подошли к дереву, ствол которого Кореец ковырял некоторое время назад. Это была липа, от нее плыл мягкий и сладкий запах, плотная кора надежно облегала мощный ствол. Видно было, что это довольно старое дерево, но на коре не было видно и следа трухлявости.
Без какого-либо предупреждения Кореец внезапно ударил. Технику его удара было невозможно оценить — видно было только то, как что-то стремительно мелькнуло в воздухе, и только потом раздался хруст. От дерева отлетел кусок ствола — и было видно, что он примерно пяти сантиметров толщины. Несмотря на прочность, кусок древесины отскочил далеко в сторону, обнажив светлый и ровный участок среза.
Он открыл рот от изумления и в замешательстве и каком-то ступоре не нашелся что сказать, только тупо смотрел на ствол дерева — в его голове не могло уложиться то, что по дереву можно ударить с такой силой, не повредив и не искалечив бесповоротно руку.
Протянув палец, он потрогал край коры и удивился ее прочности и жесткости.
Из оцепенения его вывел неожиданно мягкий голос Корейца:
— Надеюсь, ты запомнил, брат, — вали дерево. Обезьяны разбегутся.
— Но для того, чтобы это у тебя получилось — со временем, конечно, потребуются усилия. И это должны быть твои усилия, и тут уж все зависит только от тебя.
Они пошли в сторону его дома, и по дороге Кореец продолжил объяснять.
— Ты читал «Мифы древней Греции»?
— Читал, конечно, — улыбнулся он. — И не раз перечитывал. Очень мне нравится читать про этих богов и героев.