Училка и Чемпион
Шрифт:
Нога подворачивается, я теряю равновесие, и прежде чем успеваю что-либо осознать, падаю назад, утягивая его за собой.
Мы оба валимся на пол, и я оказываюсь прижата к полу его телом. Дорофеев нависает надо мной, наши лица так близко, что я ощущаю его дыхание. И ментол… этот окутывающий, пропитывающий меня насквозь ментоловый аромат.
В первый момент я ошеломлена тем, как быстро всё произошло, а потом начинаю осознавать… я лежу под Мироном, и его руки по обе стороны от меня держат его на весу. Его лицо всего в нескольких сантиметрах от моего.
Я
Мирон слегка наклоняет голову ближе, и моё сердце бешено колотится. Я осознаю, что уже даже не пытаюсь дышать нормально. Мы просто смотрим друг другу в глаза, и в этот момент кажется, что весь мир замер, и даже время перестало двигаться.
— Ты…. не ударилась? — спрашивает он тихо. Голос его звучит низко, немного хрипло, и в нём слышится явно не только забота.
— Нет…. — шепчу я, сама не веря, что вообще могу говорить. Мой голос дрожит, и это меня пугает. Такая реакция на него пугает. Как будто я не могу контролировать даже собственные эмоции.
Я осознаю, что его лицо становится ближе, и сейчас нас разделяют считанные миллиметры. Я чувствую его тепло, запах, он как магнит, который притягивает меня, и оторваться вообще без вариантов.
Сердце стучит так, что я боюсь, Мирон его услышит. Попытки напомнить себе, что это просто тренировка, терпят крах.
И почему в зале так тихо? Где люди, которые тут тренировались?
Я как-то пропустила момент, когда мы остались в зале одни с Дорофеевым.
— Люба…. — шепчет он, и я не могу отвести взгляд от его глаз.
Я даже не успеваю подумать, что дальше, потому что в следующее мгновение его губы наклоняются и прижимаются к моим. Всё происходит так быстро, что я теряюсь на миг, но потом сама неосознанно отвечаю на поцелуй. Его губы тёплые, уверенные, и внутри меня всё переворачивается. Это не просто поцелуй — это вспышка, момент, который захватывает меня полностью. Мир вокруг исчезает, остаётся только он, его губы, его дыхание.
Я слышу, как он тихо выдыхает, и его рука осторожно касается моей щеки. Моя рука сама тянется к его плечу, и мне кажется, что мы в каком-то другом мире, где нет ничего, кроме нас двоих.
Мы продолжаем целоваться несколько долгих секунд, а может, минут — я уже не могу различить время. Всё слишком завораживающе, слишком… правильно. Но потом он медленно отстраняется, и в его глазах всё ещё этот жар, от которого у меня внутри всё пылает.
— Беги в душ, маленькая Кошка, — произносит он тихо, с этой своей дразнящей улыбкой. — И не забудь закрыть за собой дверь на замок изнутри.
Я моргаю, пытаясь осознать,
Мирон поднимается с пола, подаёт мне руку, и я встаю. Ноги подкашиваются из-за внезапной слабости. Глаза в пол опускаю, стараюсь не смотреть на Дорофеева, потому что боюсь, что в его взгляде увижу что-то, что снова выведет меня из равновесия.
Я почти иду в сторону душевых на автомате, пытаясь собрать мысли в кучу, но внутри всё продолжает дрожать. Он снова вывел меня из зоны комфорта, и это сводит с ума. Но при этом… мне это нравится.
Когда я захожу в душевую и поворачиваю замок, мысли всё ещё кружатся в голове. Я включаю воду и чувствую, как тёплые капли стекают по коже, но они не могут смыть ощущение его губ, его рук, этого напряжения, от которого я никак не могу избавиться.
Прислоняюсь спиной к стене душевой кабины и прикрываю глаза в тщетной попытке выровнять сердцебиение, но сердце моё словно обезумело.
"Что вообще происходит?" — думаю я, пытаясь успокоиться, но с понимаю, что всё уже зашло так далеко, что так просто мне не уйти.
Ни от Дорофеева, ни от себя самой.
21
Я выхожу из душа, чувствуя, как моё лицо пылает. Ни контрастный душ, ни умывание холодной водой совсем не помогло остудить этот жар.
В голове до сих пор хаос, сердце продолжает гулко стучать в груди, а в ушах звенит от недавнего поцелуя. Ощущение его губ всё ещё на моих губах, а воспоминание о том, как всё произошло, никак не уходит, продолжая пульсировать в голове.
Я глубоко вздыхаю, пытаясь взять себя в руки. В голове вспыхивает мысль: "Это всего лишь тренировка… ну, почти."
Когда я возвращаюсь в зал, Мирон стоит у зеркала, молча скручивая бинты с кистей. Его майка мокрая, на лбу блестят капли пота.
Когда он успел побоксировать?
Или это я так долго принимала душ, потеряв счёт времени из-за толкающихся в голове мыслей?
Его обычно дерзкая ухмылка куда-то исчезла, и в воздухе висит напряжение. Мы оба чувствуем его, но никто не решается нарушить тишину. Я останавливаюсь у рюкзака, стараясь выглядеть спокойной, но внутри у меня всё дрожит.
Дорофеев не сыплет шуточками, не подмигивает, не подшучивает, как обычно, и это только усиливает моё смущение.
Его серьёзность волнует ещё больше, чем привычные шуточки.
— Готова? — наконец произносит он, его голос звучит низко и без намёка на привычную игривость.
— Да, — коротко отвечаю, бросив быстрый взгляд на него, но тут же отвожу глаза.
Мы молча выходим из спортзала. Воздух снаружи прохладный, очень влажно, и я плотнее запахиваю спортивную куртку.
Снова чувствую, как на меня накатывает волнение. Но уже не из-за тренировки, а из-за того, что всё стало слишком…. личным. Стоя у его машины, я пытаюсь придумать что-то, чтобы разрядить это молчаливое напряжение, но не успеваю.