Училка и Чемпион
Шрифт:
— Чайку, говоришь, — выдыхаю я, заставляя себя не поддаваться его игривому тону. Сама себе не сразу отдаю отчёт, что перехожу на ты. — А мне показалось, что речь шла об извинениях, а не о чае.
Мирон лишь хмыкает в ответ, пристально глядя на меня из дверного проёма. Его спокойная уверенность в себе раздражает до зубного скрежета, но я не собираюсь показывать это. По крайней мере, не сейчас.
— Ну так что? Пойдём? — он кивает в сторону коридора, явно намекая, что время поджимает, а я опять пытаюсь тянуть.
Вдохнув
Мы выходим из школы, и я внезапно осознаю, как тихо стало на улице после шума школьных коридоров. Осень обволакивает нас своим холодом, листья шуршат под ногами, а я, вцепившись в ручку сумки, вдруг понимаю, что просто молчать рядом с ним кажется даже более неловким, чем разговаривать.
— Там в кафе такие десерты, что твоя диета может пострадать, — говорит он неожиданно, ломая тишину.
— Спасибо за заботу, — кидаю ему в ответ. — Но у меня нет диеты, если уж на то пошло.
Дорофеев усмехается, и мы продолжаем идти молча. Конечно, этот его язвительный стиль общения — просто игра. Ему нравится выводить меня на эмоции, проверять на прочность. Но я не собираюсь вестись на это, потому что уже знаю, как сложно потом будет выбраться из его провокаций.
Кафе оказывается маленьким, но уютным — с мягкими креслами, приглушённым светом и дразнящим ароматом кофе. Мирон уверенно ведёт меня к столику в углу, что-то говорит официанту, который тотчас исчезает за стойкой.
— Ты сюда часто ходишь? — спрашиваю я, усаживаясь на мягкий диван и пытаясь понять, как начать этот разговор, чтобы не потерять контроль над ним.
— Иногда, — он усмехается, чуть понизив голос. — Нравится обстановка. Спокойно, никто не лезет с расспросами.
— А, то есть, поклонники не осаждают за каждым углом? — спрашиваю с едва заметной иронией.
— Иногда осаждают. Но здесь уже привыкли, — он пожимает плечами, будто это действительно не проблема. — Плюс к этому, здесь хороший чай. Для тебя — только лучшее, — растягивается в улыбке, как Чеширский кот.
Я прищуриваюсь. Это точно. Вот так, легко и без лишних слов, он снова пытается сбить меня с толку. Но я не собираюсь позволить ему это сделать.
— Так ты ведь извиниться хотел, — напоминаю я, когда официант приносит наш чай. Дорофеев ухмыляется, поднимая на меня свои внимательные тёмные глаза, и делает небольшой глоток, прежде чем ответить.
— Ну да, — протягивает он. — И я помню об этом. Просто не хочу делать это на бегу. Давай спокойно посидим, поболтаем. А там — и до извинений доберёмся.
— Я уже начинаю сомневаться, что ты вообще собирался извиняться, — говорю я, осторожно пробуя чай. На удивление, он действительно вкусный, с мягкими нотками мяты и чёрной смородины.
Дорофеев улыбается шире, слегка
— Слушай, я уже сказал, что виноват. Я был неправ, — начинает он, и я замечаю в его голосе искренность, которой раньше не слышала. — В тот день я был на эмоциях, адреналин зашкаливал, и, честно говоря, не ожидал, что так отреагируешь.
Я молчу, слушая его, но в груди что-то слегка отпускает. Его слова звучат иначе, чем привычные подколы и скабрезные шутки. Он смотрит на меня внимательно, почти изучающе, будто пытается что-то понять. И этот взгляд… Он меня нервирует. Словно он видит больше, чем я готова показать.
— Ты меня оскорбил, ты понимаешь это? Я не хочу продолжать разборки, но мне важно, чтобы ты осознал: то, что ты делал, было… унизительно. В том числе, когда предложил деньги.
Он замолкает на мгновение, и его взгляд становится серьёзнее. Я замечаю, как он потирает подбородок, будто думает над чем-то важным.
— Да, — наконец признаёт он, уже без ухмылки. — Я облажался. Не спорю.
Я немного расслабляюсь. Кажется, до него всё-таки дошло. Но не успеваю насладиться этим, как он снова резко меняет тему.
— Слушай, давай без этих формальностей. Я понял, что был неправ. Но зачем эти длинные разговоры? — он наклоняется вперёд, и его глаза сверкают вызовом. — Лучше скажи, зачем ты так огрызаешься? Ведь явно же нравлюсь тебе.
— Что?! — я едва не давлюсь чаем, когда я слышу это. — Ты совсем?
— Совсем, — кивает он, снова ухмыляясь. — Я же вижу. Признайся, Кошка, ты ведь сама уже не знаешь, что с этим делать.
Меня охватывает возмущение. Это что за игра такая? Он что, думает, что может прочитать меня, как открытую книгу? Внутри всё кипит от его наглости, но одновременно я чувствую, как этот дразнящий тон пробуждает во мне что-то…. другое. Желание доказать ему обратное.
— Ошибаешься, — спокойно говорю я, хотя голос чуть-чуть дрожит. — Ты мне совсем не нравишься.
— Правда? — его взгляд скользит по моему лицу, задерживаясь на губах. — Уверена?
Я открываю рот, чтобы ответить, но в этот момент он внезапно наклоняется ещё ближе, и от его движения у меня перехватывает дыхание. Кажется, время замедляется. Всё вокруг словно исчезает, остаются только мы двое и его глаза, которые смотрят на меня с такой уверенностью, что я теряю дар речи.
— Ты можешь отрицать сколько хочешь, Кошка, — шепчет он, его голос становится ниже, почти интимным. — Но я вижу, как ты на меня смотришь. И знаешь что? Мне это нравится.
Я чувствую, как всё внутри переворачивается. Его близость и этот уверенный тон вызывают бурю эмоций. Сердце стучит так, что я боюсь, он его услышит.