Учитель истории
Шрифт:
Возле памятника играют Аркаша, которому не исполнилось ещё трёх лет, и его сестрёнка. Август, конец лета, время далеко за полдень. Солнце ярко светит в небе, хотя тепла не ощущается. На детях лёгкие пальтишки.
Шары-фонари всегда вызывают наибольшее восхищение у мальчика, он не может оторвать взгляд от светящегося чуда. Эти шары, подвешенные к столбам, самое яркое впечатление раннего детства. Всякий раз, когда Аркаша будет вспоминать свой родной город, перед глазами в первую очередь будут возникать эти белые волшебные шары, сквер, игра возле памятника.
Он запомнил много эпизодов своего пребывания в Мичуринске. Обращаясь к первым годам своей жизни,
Пока светло Аркаша вместе со старшей сестрой играют возле памятника, прыгают по ступенькам, забираются на полированные площадочки, выступающие у подножья круглого постамента.
— Это памятник Ленину, — говорит девочка своему младшему несмышлёному братику.
— Кто такой Ленин? Зачем памятник? Для красоты? — задаёт вопросы мальчик.
— Ленин — вождь. Памятники устанавливают великим людям, чтобы о них помнили.
— Что такое вождь? — снова спрашивает непонятливый братик. Маленькие дети, ну прямо-таки, ничего не знают и ни в чём не разбираются. И сестра терпеливо разъясняет:
— Вождь значит, самый главный человек в стране. Он сделал так, чтобы всем людям жилось хорошо.
— Он живой?
— Ленин умер, потому и установили памятник. Его дело продолжает Сталин.
Сестра окончила первый класс, объясняла со знанием дела. Но маленький Аркаша не очень вслушивался в объяснения сестры, ему было безразлично, кто стоит наверху, ему было просто интересно играть возле памятника. Запомнилось место и сам памятник. Именно тогда, во время игры, мальчик, возможно, впервые услышал имя «Ленин». Имя «Сталин» не запомнилось.
Когда маленького Аркашу спрашивали, кем он будет, когда вырастит большой, однозначно отвечал: военным. У Аркаши белый конь-качалка. Мальчик лихо садился верхом, ноги в стременах, раскачиваясь и подскакивая в седле, размахивал саблей, пока только игрушечной, и громко декламировал стихи:
Климу Ворошилову письмо я написал:
Товарищ Ворошилов, народный комиссар! В Красную армию в нынешний год, В Красную армию брат мой идёт! Товарищ Ворошилов, я быстро подрасту И встану вместо брата с винтовкой на посту!Брата у Аркаши не было, но он полон решимости стоять на посту и, если понадобится, с оружием защищать Родину. Он ещё не умел читать, но уже знал, что у него есть Родина, которая нуждается в его защите. За Родину он не пощадит своей жизни.
Всё стихотворение не знал, а эти строки
Строчки стихотворения остались в памяти на всю жизнь. Всплывали, когда слышал строевую песню: «Гремя огнём, сверкая блеском стали, пойдут машины в яростный поход, когда нас в бой пошлёт товарищ Сталин и первый маршал в бой нас поведёт!» Аркадий знал: первый маршал — это Ворошилов.
Последние две строчки позже заменят. После развенчания культа Сталина Хрущёвым его имя изъяли даже из песен. А ещё говорят, что из песни слово не выкинешь. Выбрасывали, а чтоб гармония не нарушилась, заменяли другими. Сумели даже в знаменитом кинофильме «В шесть часов вечера после войны» в марше артиллеристов вмонтировать вместо слов «Артиллеристы Сталин дал приказ» — «Артиллеристы грозный дан приказ». А фильм 1938 года «Валерий Чкалов» вышел в новой редакции, где эпизод встречи Сталина с Чкаловым на аэродроме, когда с риском для жизни удалось посадить машину, был просто изъят.
Вспоминались строчки детского стихотворения, когда Ворошилова списал Хрущёв, как сторонника антипартийной группы.
Вспоминал позже, когда стал Аркадием Львовичем, учителем истории. Выяснилось, что легендарные конники Ворошилов и Будённый, воспетые в предвоенные годы, оказались никудышными полководцами в войне машин.
Но это будет потом, это придёт потом.
Возвращаясь в своё детство, Аркадию Львовичу не удавалось воссоздать целостную картину. Нет непрерывной ленты раннего детства. Отдельные эпизоды, этюды, как выразился бы художник, сохранившие натуральные краски, многоцветную палитру до самой старости.
Медицинский кабинет. Мать и женщина в белом халате. Входил в кабинет со страхом. Белый стол, обилие белого цвета, блестящий металлический инструмент. То ли прививка от оспы, то ли укол. Успокаивающие слова матери, что это не больно, потерпи. Боль не запомнилась. Запомнилось нахождение в кабинете с острым запахом медицинского учреждения. Такой запах долго ещё будет сохраняться во всех больницах и поликлиниках и через несколько лет после войны, запах, как позже узнает Аркадий, реваноли, которой щедро будут дезинфицировать лечебные учреждения.
Вот ещё эпизод. Аркаша с сестрой на кладбище. Сестра поясняет: «Это могилка бабушки. Здесь похоронена бабушка. Все старенькие люди умирают и их хоронят в могилках». — «И мы умрём? Я тоже умру?» — «Все умирают, когда становятся старенькими». Умирать Аркаше не хочется. Но он не старенький. Он даже представить не может, как это он будет стареньким. И он, как и подобает ребёнку, оставляет размышления о смерти, не придаёт им значения, забывает о них.
Берёзы вдоль задней стены забора. Дети и взрослые ищут и находят грибы — шампиньоны. Найти гриб — это такая радость. Мама позже в голодные годы войны, пряча слёзы, вспоминала: «У нас во дворе росли грибы. Пошёл, собрал. На обед грибной суп».