Учителя эпохи сталинизма: власть, политика и жизнь школы 1930-х гг.

Юинг Е. Томас

Когда Сталин получил в Центральном комитете коммунистической партии безраздельную власть, началась «революция сверху»^{9}. Работа по первому пятилетнему плану началась в 1928 г. Ей сопутствовала кампания индустриализации для резкого подъема промышленного производства, вдвое планировалось увеличить число заводских рабочих, ожидался быстрый рост городского населения^{10}. Власти железной рукой проводили коллективизацию крестьянства на селе. Репрессии и голод унесли миллионы жизней, но такой ценой политическая верхушка достигла своей цели — крестьян лишили права распоряжаться выращенным ими урожаем, а государство получило полный контроль над деревней. Хотя в последующие десять лет политика смягчилась и разорений домашних хозяйств заметно поубавилось, государственные закупки немного сократились, — итогом коллективизации стали катастрофический экономический упадок села и враждебные отношения между властями и большинством населения^{11}.

После

этого «великого перелома» советские лидеры сосредоточились на достижении устойчивого экономического роста и укреплении своего авторитета. На повестке дня стояли повышение качества продукции, рост производительности труда и стабильное развитие промышленности. Если раньше на «спецов» смотрели с подозрением, то теперь «советская интеллигенция» получала привилегии и всяческие поощрения за действия по указке партийных вождей — укрепление дисциплины и наращивание выпуска продукции. Прославление «героев среди нас» достигло апогея в связи с так называемыми «стахановцами», которых осыпали почестями за рекорды на производстве^{12}.

«Консолидирующим» промоакциям сопутствовали — по нарастающей — массовые репрессии. Во время коллективизации жестоко подавлялось любое сопротивление, увеличивались поставки продовольствия и ликвидировались миллионы так называемых кулаков или зажиточных крестьян и другие «эксплуататоры», включая дворян, купцов и священников. С рабочими на заводах, в шахтах и на стройплощадках тоже особо не церемонились, а специалистов заставляли пресмыкаться перед партийными бонзами и добиваться повышения производительности труда. Казалось, вопреки ходу событий репрессиям подверглись вроде бы лояльные члены компартии и ее низовые организации. Задавшись целью «вывести на чистую воду» всех потенциальных оппонентов, слепо веря в теорию об обострении классовой борьбы, Сталин и его окружение сделали козлами отпущения так называемых врагов народа — их «разоблачали» и возлагали на них вину за все неудачи. Во время Большого террора — с лета 1936 до конца 1938 г. — лавинообразно выросло число арестов, гонениям подвергалась церковь, прошли «показательные процессы». Точное число жертв остается предметом дискуссий, однако в результате репрессий при Сталине миллионы граждан были лишены свободы, отправлены в исправительно-трудовые лагеря или казнены^{13}.

В эпоху сталинизма претерпело изменения и образование. Во время первого пятилетнего плана число учащихся в начальной и средней школе выросло с 12 до 21 млн. чел. К концу 1930-х гг. за партами в советских школах сидел 31 млн. учеников. Такой рост объяснялся общей стратегией — для экономического развития требовались квалифицированные рабочие, образование давало возможность подняться на ступеньку-другую по социальной лестнице, а разбухавшие день ото дня властные структуры получали пополнение. Учителей требовалось все больше, курс на всеобщее обучение изменил их статус и характер работы. Число учителей в начальной и средней школе увеличилось с 400 тыс. в 1928 г. до более чем миллиона в 1938. Они составляли только один процент от всего населения, но представляли десять процентов «интеллигенции» — писателей, ученых, врачей, управленцев, инженеров и чиновников партийно-государственного аппарата. Примерно три четверти учителей работали в сельской местности, где другой интеллигенции почти не было^{14}. В первых четырех главах этой книги анализируется, как за это время изменилось отношение к учителям, порой неопытным, какими стали их характерные черты. Судя по уже процитированным выступлениям, старшее поколение педагогов, таких как Полякова и Мосленин, растворилось в массе молодых, часто слабо подготовленных и обычно пришедших в школу ненадолго учителей. Когда Мосленин призывал коллег к «борьбе за культуру», он обращался к ним и как к ученикам в классе. По этому примеру видно, как соединялись в учителях «старое» и «новое».

Как и в других сферах жизни, безудержную погоню за «количеством» в годы первой пятилетки сменила вскоре борьба за «качество». Приоритетами школы стали высокий уровень преподавания, дисциплина и стабильность во всем. В 1931 г. Центральный комитет коммунистической партии постановил отказаться от продолжавшихся десять лет экспериментов и вернуться к традиционным урокам в классах, выдержавшим испытание временем программам, учебникам, регулярным экзаменам и выдаче по их результатам аттестатов зрелости. Руководствуясь этим постановлением, Народный комиссариат просвещения (сокращенно — Наркомпрос) призвал учителей по-настоящему возглавить школы, взять на себя ответственность за уровень подготовки учеников, укрепить дисциплину в классах. Стремление властей гарантировать всем учебу в школе и повысить качество преподавания отвечало народным чаяниям о получении образования^{15}. В главах 5 и 6 исследуется реакция учителей на вмешательство властей в дела школы для перестройки с ее помощью общества. Получив от руководства добро на традиционные методики, большинство советских учителей в 1930-е гг. для выполнения учебных планов использовали диктовку, требовали запоминания материала и проводили экзамены. То ли учителя полагались при этом на проверенные временем педагогические приемы, то ли им самим не хватало подготовки, но вольно или невольно они способствовали укреплению в стране диктатуры.

Вожди коммунистической партии на протяжении всей

советской эпохи заставляли учителей следовать политике и идеологии режима. Относясь к учителям как к «главной армии социалистического просвещения», вождь большевиков Владимир Ленин требовал «связать учительскую деятельность с задачей социалистической организации общества». «Нельзя ограничить себя рамками узкой учительской деятельности», — писал он и категорически возражал против того, что школа может стоять вне политики: «Не следует замыкаться в рамки организации Всероссийского учительского союза, а идти уверенно в массы с пропагандой». Ленин призывал всех учителей работать «для победы социализма»^{16}. Преемник Ленина Сталин заявил, что «образование — это оружие, эффект которого зависит от того, кто его держит в своих руках, кого этим оружием хотят ударить»^{17}. Судя по этим высказываниям, жизнь и работа учителей при Сталине всецело зависела от поставленных политических задач: сначала говорили о «школьном фронте» (этой теме посвящена глава 1), и, наконец, дело дошло до осуждения политически «незрелых» учителей (об этом — в заключительной главе). Чрезмерная политизация весьма характерна для образования времен сталинизма. По воспоминаниям бывшего директора школы, ему говорили, что «школа — прежде всего политическая организация, она не может находиться вне политики, и весь учебный процесс должен быть проникнут исключительно духом коммунизма»^{18}.

Учителей назвали оружием — и сделали орудием и жертвами репрессивной машины. На протяжении всего десятилетия учителей увольняли и арестовывали за «социальное происхождение», за «антисоветские» высказывания или за связи с любым человеком, включая учеников и коллег, который стал не угодным режиму. Число учителей, непосредственно подвергшихся репрессиям, всегда составляло небольшую часть от общего их числа. Но репрессиям косвенно подверглись многие и многие из них — почувствовали себя уязвимыми, одурманенными цензурой и пропагандой, и, что важнее всего, они невольно приходили к мысли о потакании авторитарной власти как лучшему способу себя обезопасить.

В 1930-е гг. русское общество ждали новые революционные изменения — но как же далеки они были от обещанных в октябре 1917-го свобод! Процитированные выступления Поляковой, Мосленина и Спиридонова говорят о крутых переменах в сознании советских людей — но и об их законопослушности, верности традициям, тоске по стабильности. Вклад учителя в строительство социализма, по мнению Поляковой и ее коллег, заключается в его высокой политической активности за стенами школы и завоевании авторитета среди учеников, а не в каких-то новых, не ведомых ранее отношениях с ними. Работа этих учителей хорошо сочеталась с проводимой в стране политикой, потому их и чествовали. При этом, с одной стороны, было ясно, что власти все держат под контролем, а с другой — что большинство учителей прежде всего любят «учительское дело».

Советские учителя в исторической ретроспективе и сравнении с другими странами

Советские учителя 1930-х гг. во многом похожи на педагогов тех стран, где круто менялась общественная жизнь или образование становилось приоритетом государственной политики. В этой книге проводятся на основе сходных исследований сравнения с целью выявить общие черты с другими учителями и отличия от них. Во всех странах с хорошо обустроенным образованием школа занимает особое место в переплетении социальных прослоек и институтов, каждый из которых предъявляет к человеку свои требования, но и держит его на некоторой дистанции. Министры и другие руководители просвещения обычно понимали особую роль учителей для общественного и экономического развития и соответственно выстраивали стратегию пополнения их рядов, обучения и управления ими.

И все же отношения властей с учителями складывались непросто, а порой и весьма напряженно. От политики кнута и пряника остался только кнут. Сделать из учителей образованных, преданных своему делу помощников в строительстве нового общества мешали подозрительность и грубый приказной тон властей. Доходило до репрессий — лишь бы школа не получила хоть слабой автономии, лишь бы она не стала духовным центром села и тем более очагом инакомыслия. В так называемых современных школах Запада обычно культивируются ценности ведущих социальных и этнических групп, что способствует процессам интеграции и ассимиляции^{19}. В британских и американских школах первенствовала система ценностей среднего класса, даже если учителя боролись за профессиональную независимость для себя и своих объединений^{20}. В Центральной Европе XIX века человек интеллектуального труда мог положиться на государство и тогда, когда вступал в независимую профессиональную организацию, так что на учителей возлагалась ответственность за воспитание лояльных граждан^{21}. В странах-колониях учителя в какой-то мере зависели от представлявших метрополию чиновников, но частенько становились лидерами освободительных движений^{22}. В царской России — об этом пойдет речь в 1-й главе — политики самого разного толка видели в них потенциальных союзников, хотя и стремились подчас оградить школу от учеников-«грязнуль» с чуждыми им взглядами^{23}.